Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

Надо же, как запела наша бунтарка. Точно телепаты мозги прополоскали, хотя наверняка Жерард справился и без этого. Она сдалась, они все сдались.

— Можно я отправлю весточку Микашу?

— Доктор Пареда не велел, — качнула головой Торми.

— Тогда пусть придёт он сам!

Придумала кое-что, что бы его удовлетворило.

— У него много дел, но как сможет, то обязательно. Ты же знаешь, какой он добрый и внимательный.

Я отвернулась, не в силах слушать эту чушь. Время взаперти тянулось медленнее улитки.

— Звала, милая? — явился Жерард под вечер третьего дня.

Я кивнула:

— У меня к вам выгодное предложение. Я хочу наружу, я отдам всё…

Он коснулся моих губ указательным пальцем.

— Завтра выйдешь, не переживай. В городе большой праздник. Вы в нём главные участницы, как раньше, помнишь? — он приподнял мою голову за подбородок и заставил заглянуть в его обманчиво тёплые глаза: — Давай забудем всё и снова станем семьёй. Я помогу тебе пробудить Безликого.

— Потом вы меня отпустите?

— Всё будет зависеть от твоего поведения, — он снова по-отечески приобнял меня за плечи и поцеловал в лоб, шепча, как заклинание: — Спи!

«Что же это за праздник?» — мелькнула запоздалая тревога, прежде чем я опрокинулась в небытие.

Кнут разбудил меня засветло. Под его наблюдением слуги вымыли меня, умастили благовониями и одели в летящее белое платье из настолько тонкого шёлка, что оно казалось сотканным из воздуха. Волосы уложили в высокую причёску, оголив шею. Даже победоносные войска ордена мы не встречали такой роскошью. Только молчание окружало предстоящий праздник зловещим туманом.

С рассветом меня с Торми и Джурией выпустили из лаборатории и поставили во главе праздничной процессии. Пёстро одетая толпа пела и разбрасывала повсюду цветы, поздравляли всех встречных. Многие тянулись именно к нам — трём божественным Норнам — за благословением. Работа Жерарда во всей красе. Я натянуто улыбалась. Он должен меня отпустить!

Под ноги ложилась дорога на главную площадь. Дворцы знати выглядели, как никогда, помпезно, скульптуры прекрасных юношей и девушек будто подмигивали толпе и веселились вместе с ними. Миновал вход во Дворец Сумеречников, сверкнул звёздами синий купол Храма всех богов. Мы обогнули украшенный колоннадой фронтом Дворца Судей, и только тогда пришло осознание. Я замерла и обернулась на толпу за своей спиной — нет, мой побег ничего не изменит.

Все остановились, дожидаясь меня: Джурия и Торми впереди, толпа сзади. Я сняла сандалии и пошла босиком. Брусчатка мостовой казалась раскалёнными углями. Они прожигали пятки до костей, но я шла. Остальные тоже снимали сандалии и шлёпали босыми ступнями следом за мной, даже Джурия с Торми.

Показалась мрачная Площадь наказаний. Длинными рядами её заполонили эшафоты с виселицами, в самом центре — деревянные «троны». Нас вели туда, как королев-вершительниц, которые изрекали волю богов. По ней якобы должно было свершиться правосудие. Но моей воли никто не спрашивал.

Колыхающееся море людей напирало со всех проходов. В праздничных одеждах, шутили и смеялись, тыкая пальцами в качавшиеся на балках петли. Меня усадили на один из тронов между Джурией и Торми. Стражники повели вереницы осуждённых. Так много я никогда не видела. Вправду, весь Нижний вычистили.

Я узнавала их. Добродушный король разбойников половинчатый Лелю стал жалким без своры бездомных дворняг. Его мордовороты не выглядели в сверкании лат рыцарей такими уж внушительными. Сонмы попрошаек, бродяг, воров и продажных женщин. Были здесь и братья Хлои: задира Лино, малыш Бурро, которого я когда-то лечила, остальные. Товарищи-единоверцы Ферранте, которых я знала лишь мельком. Все до одного, так много, что рябило в глазах! Грязные, помятые, бледные, со следами побоев. Стражники направляли их к виселицам, зачитывая списки преступлений и приговоров. Я искала глазами Хлою с Ферранте, но не находила. Хоть бы им удалось выбраться!

Я хотела помолиться, но слова застревали в горле, резали разочарованием и неискренностью. Я потеряла веру, как Ферранте когда-то.

Жерард стоял впереди толпы, сложив руки за спиной. На лице маска светлой безмятежности. Как же хорошо он умеет играть! Издевается, показывает, что со мной станет, если не буду слушаться. Что станет со всеми моими друзьями. Которых больше нет.

Мысли сами сложились в яростное послание и хлестнули Жерарда голубыми плетями телепатии:

«Ты обманщик и душегуб. Ты оправдываешь божественной волей свои преступления. Ты слеп и глух, даже открывая дверь в неизведанное. Тебе никогда не увидеть света!»

Он улыбнулся одними губами. Ничем не проймёшь!

Зазвонили колокола Храма всех богов, набатом отдаваясь в ушах. Стражники заталкивали осуждённых на скамейки и продевали головы в петли. Они сопротивлялись и плакали. Горожане кричали и швыряли в них мусором. С последним звоном колокола скамейки оттолкнули, и висельники обмякли на верёвках, суча ногами и выпучивая глаза. Площадь пропитывалась страданиями и смертью, а толпа с ликованием отплясывала на костях, будто демонов убивали, а не своих же — людей.

Я не могла оторвать взгляда. От лика смерти, от ужаса этой бесконечной братоубийственной войны, от несуразности происходящего. В голове мутилось и искажалось. Я уже видела на месте этих несчастных нас, Сумеречников: отца, брата, сослуживцев Микаша, всех-всех, кого знала и не знала. Единоверцы в лазоревых плащах загоняли их на костры и сжигали живьём, так же приплясывая и ликуя. Плакали матери, орали несмышлёные дети, пожираемые злым огнём.

Если в вас нет нужды, зачем вам быть?

Кувалды лупили по белоснежным стена Ильзара, откалывали камни, разносили в удушливую крошку. Горела Библиотека, уходили в небытие все знания, скопленные орденом за тысячелетия. Мир обращался во прах под колесом всеобщей ненависти. Что с одной стороны, что с другой — одинаково. Невинных нет, и правых тоже. Все умирают, все обращаются в ничто от неистовой схватки тьмы с Огненным зверем. Остаётся лишь пустошь несуществования — единственная возможная победительница в этой борьбе.

Перед глазами темнело, голоса отдалялись. Лишь что-то внутри ещё было со мной, протягивало руки и не давало ускользнуть за край безумия. Звало детским голосом:

«Мама, не уходи!»

На лицо плеснули воды, нос дёрнуло от запаха нюхательной соли. Я открыла глаза. Бодрил прохладой сумрак кельи для знатных больных в храме Вулкана. Над моим ложем замерли Джурия и настоятель Беррано.

— Ты упала в обморок во время праздника, — она протянула мне кружку с водой. — Доктор Пареда был слишком занят, поэтому попросил отнести тебя сюда.

— Я… знаю… — указала глазами на дверь.