Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 2. Пророк [СИ]

Ведь мог Гэвин просчитать такую возможность: видел в спешке брошеные фермы. Знал, что мальчишка слишком горяч. Ан нет, выпустил его на передовую.

Впрочем, чего сейчас виноватого искать? Нужно исправить, а после не допускать таких ошибок. Риск огромен, конечно. Учитель бы назвал Гэвина самонадеянным, но мальчишка слишком ценен. Когда ещё подвернётся такая удача: знать, кто именно и держать его в руках, лепить из него то, что никто другой, пришлый, изменить не сможет, как бы ни извращал его суть. Если когда и нужно рисковать, то только сейчас!

— Оставьте нас, — приказал Гэвин.

Подмастерье суетливо засобирался и выскочил вон, а вот целитель задержался, не испугавшись высокого чина и длинной родословной.

— То, что вы собираетесь делать, опасно и противоестественно. Его не спасти. Только следом пойдёте туда, откуда нет возврата.

— Слышали, что на заре ордена из Кодекса вычеркнули последнюю строчку, потому что Совету она показалась расхолаживающей?

Целитель удивлённо вскинул бровь.

— Там было написано: «Смерти нет». Последнее, что оставил после себя Безликий.

Целитель пожал плечами и вышел.

Микаш не помнил, сколько бродил в темноте. Здесь не было преград, пол под ногами гладкий, без единой неровности, об которую можно запнуться. Ни аур, ни звуков, ни запахов, ни даже лёгкого шевеления воздуха. Пустота вокруг. Лишь она, её светлый образ вспыхивал впереди, манил. Микаш пытался поймать, но она ускользала, едва он касался её.

Нескончаемый бег по пустоши. Сколько часов прошло? Дней? Чувства притупились, пропали: усталость, жажда, голод. Даже память о последних событиях сохранялась лишь мутным пятном, которое скоро совсем исчезнет. Только Лайсве, непонятная тяга, щемящая нужда в ней не давали остановиться.

Её призрак стал почти осязаемым, свечение опало. Длинные лунные волосы струились по спине пышными волнами, большие голубые глаза затягивали чистотой, ласковая улыбка грела душу. Микаш не сразу понял, что на ней свадебное платье: прямое, белое, без украшений и пояса. В нём Лайсве нравилась ему даже больше, чем в пышном наряде на помолвке в Ильзаре, в котором он увидел её впервые.

— Ты пришёл! — она радостно захлопала в ладоши.

Микаш улыбнулся. Путь к ней был так далёк, но она стоила каждого пройденного шага. Он хотел прижать её к себе потуже и поцеловать так крепко, чтобы потом долго ловить ртом воздух, но она оттолкнула его руки.

— Ты не понимаешь? Я выхожу замуж!

Из темноты появился мужчина. Сколько Микаш ни старался, разглядеть его не получалось.

— Он замечательный! Красивый, умный, смелый, никогда не ноет и не ошибается. И главное, он мне ровня.

Микаш сжался, как от отрезвляющей пощёчины. Как же горели скулы, как пылало сердце! Демон внутри, спавший всё время, что Лайсве была рядом, забился об рёбра как никогда яростно, упиваясь болью и горечью.

— Ты не думал, что у нас всё серьёзно? — она звонко рассмеялась. — Это ведь только так… от скуки.

— Да! — Слушать дальше не было сил. — Ты очень красивая. Будь счастлива.

Он хотел в последний раз поцеловать её ладонь, но она отпрянула.

— Уходи! Ты больше никому не нужен.

Он глубоко вздохнул, борясь с демоном изо всех сил. Не причинить ей вреда, из всех людей — только не ей!

— Прости. Прощай.

Микаш поплёлся прочь. Хотел услышать оклик, но понимал, что его не будет. Что он должен забыть всё до последнего взгляда, прикосновения. О, запредельное наслаждение, что дарила ему лишь она. Безумно жалкие, больные воспоминания. Всё обман, нужно раствориться и не быть.

— Стой! — велел голос, которого невозможно было ослушаться.

Микаш обернулся. Силуэт жениха Лайсве обрёл чёткие черты: сухощавая фигура, тёмные волосы в пуке на затылке, горящие синевой глаза, пронзающий душу взгляд. Микаш знал его когда-то давно, в другой жизни.

— Ты же понимаешь, что это существует только у тебя в голове?

Микаш посмотрел на Лайсве. Она улыбнулась, помахала рукой и растаяла, как морок.

— Реальность часто искажается в наших глазах, и мы видим лишь уродливое отражение в зеркале.

Знакомец вложил что-то в ладонь Микаша. Серебряный медальон издавал приглушённый свет, который унимал боль в груди. Микаш открыл его и провёл пальцем лежавшему поверх её портрета локону. Ромашка и мята — её аромат пробуждал воспоминания. Медальон достался Микашу от жениха Лайсве, он скрепя сердце вернул его ей, когда та просила его уйти. Он не ушёл, а она вернула медальон только сейчас.

— Я нарушил приказ и подвёл вас. Хотел быть героем, и… — словно прорвало гнойник, тошнотворная жижа потекла наружу. — Знаете, какие слухи ходят про нас в лагере? Будто бы я ваш бастард и потому вы так обо мне печётесь. Смешно, да? Но на самом деле я втайне мечтал назвать вас отцом, потому что человека более достойного не встречал.

— Что ж, — Гэвин смущённо закашлялся. — Я бы гордился таким сыном, но не желай о несбыточном.

— Эти мечты всё, что у меня есть, — Микаш снова посмотрел на медальон. Былинка на ладони гиганта.

— Не считай несбыточным то, что уже свершилось, — усмехнулся Гэвин. — Проблема не в том, что тебя никто не любит. Проблема в том, что ты сам себя не любишь. Прими себя, и несовершенство перестанет грызть тебя изнутри. Стань другим, если хочешь, если тебе это надо, а нет — забудь и двигайся дальше.

Гэвин протянул руку:

— Ты достоин всего, что у тебя есть. И жизни тоже достоин. Скажи, что поборешься — тогда я тебя вытащу. Но если тебе проще жалеть себя и ходить по замкнутому кругу, то я не стану тратить на тебя силы.

— Я… — каждое слово давалось с трудом. Призрачная Лайсве тянула назад, в болото безнадёжности, но медальон тлел на ладони огоньком надежды. Твердил: дай себе шанс. Уйти за грань — чего проще? Всегда успеется. — Хочу… — Микаш вырывал из памяти солнечные эскендерские денёчки, бессонные томные ночи, сладкие, как гречишный мёд. — Жить!

— Значит, будешь жить, — Гэвин широко улыбнулся и обхватил его со спины под руки.

Сзади ярко полыхнуло, пахнуло грозой. Зашелестели перья, поднимая ветер. Ноги оторвались от земли. Микаш повернул голову: внизу серебристой лентой раскинулась от горизонта до горизонта река.

— Грань. Сумеречная река мёртвых, что течёт вдоль Бессолнечных земель. Ты едва её не переступил, и тогда пути назад бы уже не было, — ответил на незаданный вопрос Гэвин.

Светлело. Лиловый цвет сумерек плавно переходил в сиреневый. Серебристыми вихрями вспыхивали огоньки, ветвились, расползались тонкими нитками и затухали. Внизу волновалось пурпурное море, таинственными чёрными тенями на глубине мелькали исполинские рыбины. Вместо соли пахло сладким луговым разнотравьем. Хлопали гигантские крылья, гоняя потоки прохладного воздуха. Микаш не видел их, только лицо Гэвина, прекрасное в своей неземной безмятежности, висело над ним. Такими в храмах изображали небожителей.