Наталья Игнатова - Откровение

Хитрый старый упырь.

И не важно, что Даргус не получает от своей хитрости никакой выгоды. Он не для выгоды заманил Волка в университет. И не потому, что ему нужен ученик. Желающих учиться и работать на кафедре инфернологии и не-мертвых состояний всегда хватало. Даргус как раз-таки любыми способами старался не допустить в свои владения никого, кроме тех, чей талант в некромагии был очевиден и создавал опасность для окружающих. В Волка он вцепился потому, что распознал его природу. Увидел себе-подобного. Равного.

Я помню, как это — тысячи и тысячи лет жить среди существ иного вида, оставаясь единственным, уникальным, ни на кого не похожим. Память не моя — память Старшего, но ничего не мешает мне пользоваться ею как своей.

Обычно, правда, не хочется.

В общем, понять одиночество такой концентрации я могу. Но представить, каково это, зная, что одиночество бесконечно, вдруг встретить другого такого же — нет. Воображение отказывает.

Если бы Даргус не был неверным выбором, фатальной ошибкой, я бы порадовался за Волка. Профессор научит его быть ангелом без новых смертей, без хаотичных попыток разобраться, что же изменилось после возвращения к жизни и как пользоваться этими изменениями. Но и сейчас, раз уж я не смог донести до мальчика мысль о том, насколько Даргус опасен, оставалось признать, что он полезен.

Правда, о том, что делать с жаждой убийства, старый демон не знал. Он сам никогда не чувствовал ничего подобного. Чужая боль доставляла ему удовольствие — кто бы сомневался? — но на моей памяти Даргус если кого и пытал, в смысле, по-настоящему, а не на экзаменах и не на испытаниях для желающих работать на его кафедре — то умудрялся проделывать это в глубокой тайне. При всей нелюбви к нему, в секретную пыточную в подвалах Удентальского университета я не верю, равно как и в легенды об ужасах, творящихся в недрах кафедры инфернологии и не-мертвых состояний.

Волк же хотел убивать. Любым способом. Быстро, медленно, ножом, словами, как угодно, лишь бы отнимать жизнь. Учитывая огромный запас посмертных даров, желание это было не более чем дурной привычкой. Волчья формулировка. По-своему очаровательная. И, боюсь, привычку эту мальчик унаследовал от меня.

От шефанго.

Мы любим убивать. Лучше всего — драться до смерти, но если такой возможности нет, то сойдет и простое убийство.

Мы следуем закону — не убивать тех, кого убить не за что. И никогда не ищем повода для убийства.

Для Волка наши законы ничего не значат. А я ему ничего и никогда не запрещал. С чего бы? И все же он сдерживался, четыре месяца обходился без убийств, спасался работой. Сначала поиском причин синдрома Деваля, теперь — удентальским супер-проектом по созданию нового источника энергии.

— С моим запасом посмертных даров убийство — это нерациональное использование живых.

Впору гордиться собой. Мысль о том, что никто не живет только для того, чтобы умереть, до Волка донес я. Мысль о том, что каждое разумное существо — потенциальный Мастер. Не то, чтоб я ставил целью объяснить ему, почему нельзя убивать, я всего лишь хотел, чтобы он понял, зачем живет сам. Он тогда оказался слишком близко к идее о том, что нужен лишь для спасения своего мира. Вообразил, что родители создали его с одной-единственной целью — принести в жертву. А Волк, он такой, для него цель, заложенная создателями, на первом месте. Его любимые машины всегда выполняют именно то, для чего предназначены, иначе быть не может, и он без тени сомнений переносит то же правило на людей.

Он потому и убивал всегда с такой легкостью, что не видел, чтобы живые выполняли хоть какие-то задачи и следовали хоть каким-то целям. Тех, чья жизнь была осмысленной — по его, волчьим меркам, осмысленной — никогда не трогал. Правда, и выбор свой никогда объяснить не мог, просто не утруждал себя объяснениями.

А теперь, смотрите-ка, задумался. Понял, что у каждого разумного существа от рождения до смерти есть время на то, чтобы выполнить предназначение. Убьешь такого раньше — помешаешь выполнению. Нельзя мешать достижению цели, это непорядок, Волк непорядка не любит.

Ангел, мит перз…

Он сразу после первого моего визита к нему на Обочину, вернулся в Саэти. Встретился с Гуго, сказал, что мы оба живы. И больше там не появлялся. Оставил мне возможность прийти в тот мир в любой момент времени после нападения Хеледнара. Так бы оно и вышло. Вернуться в ту же секунду, когда мы вышли на Дорогу — когда Хеледнар вышиб меня на Дорогу и едва не убил — я бы не сумел, раз уж Волк побывал там чуть позже. Но после его ухода — в любое время. Да только Гуго, деятельный парень, тоже не стал сидеть сложа руки. Он попытался уйти из Саэти, просто чтоб иметь возможность видеть отца, когда захочется, а не когда получится. Не смог. Саэти даже чужаков за свои пределы не выпускает, а уж собственных уроженцев и подавно. Гуго этим обстоятельством крайне возмутился — он, в отличие от Волка, не склонен смиряться с обстоятельствами и подстраиваться под них — и развил бурную деятельность по поиску выхода из мира.

В результате за какие-нибудь пару недель он выяснил, что ходить между мирами умеют халха, приехал к Джанибеку Саронтскому и… считается, что попросил, но, глядя на Гуго, я склоняюсь к мысли, что потребовал, открыть ему выход из мира.

Почему к Джанибеку?

Потому что тот — друг Эльрика Осэнрех, Чудовища.

Джанибек всегда различал нас. Никто больше не различал. Я и сам бы не различил, я, когда бываю в Саэти, становлюсь Чудовищем настолько, что перестаю быть собой. Но у Джанибека к тому Эльрику, убитому мной, особенное отношение. Он мой друг, он дорог мне, и я, если понадобится, буду биться за него со Смертью, как бился Эльрик Осэнрех. Джанибек знает об этом, и все же он нас не спутает.

А ведь меня множество других друзей-халха. Я сорок лет был ханом Орды, это бесследно не проходит. Но Гуго из всех выбрал именно Саронтца, который давно уже в глазах всего Саэти не имеет отношения ни к халха, ни к Орде. И уж тем более не имеет отношения ко мне. С тех самых пор, как Эльрик Осэнрех отрезал себе косу.

Чутье у Гуго. Интуиция.

У Волка тоже, но Волк своей не доверяет. Мог бы поучиться у сына… Он у Гуго многому мог бы поучиться. Тот рос в гораздо более счастливой семье и в гораздо более подходящих для детей условиях.

Как бы то ни было, Гуго явился в Саронт, сказал, что ему нужно выйти на Дорогу, вряд ли поинтересовался мнением самого Джанибека. А тот — очень хорошо представляю его лицо в этот момент — спросил, зачем искать халха тому, кто сам халха.

— Зачем степняку дороги? — вот что он сказал.

Мой хан. Вечный, как сама Степь. Как его не любить?

Гуго сообразил, что по отцовской линии и правда на четверть халха, распрощался с Джанибеком, и прямо с дворцовой стоянки вылетел в своем болиде… на Дорогу, конечно же. Степняки ее просто иначе видят. Не звездным путем, а звездной равниной, по которой можно ехать в любую сторону.