Наталья Игнатова - Откровение

Она и Ойхе так сказала.

— Он тебя забудет, когда останется без души. Думаешь, сможет вспомнить обратно так, как сейчас?

— Я думаю, что Вольф не останется без души, — ответила Ойхе.

Зверь, узнав об этом разговоре, серьезно взвесил доводы за и против убийства родственников вообще и конкретной тётушки, в частности. Доводов против не нашел ни одного. Ни одного серьезного. Оставалось решить, как прикончить Марийку насовсем, чтобы Артур снова не вытащил её из царства Смерти, или чтоб Смерть сам ее домой не привел.

К сожалению, получалось, что пока он не станет полноценным Чёрным Властелином, Марийку ему не уничтожить. Это не означало, что способа нет. Это означало, что способ надо найти.

Марийка безоговорочно верила Артуру в том, что Зверь придет на Землю и отдаст душу за спасение мира. Точнее… она безоговорочно верила в то, что Зверь уже пришел на Землю, и дело стояло только за тем, чтоб отдать душу. На этом этапе в опасности на Земле были только люди. Живые смертные разумные создания. Демонам и фейри наоборот настало раздолье, и кого от кого надо было спасать, Зверь не понимал. Он никого спасать и не собирался, но текущий расклад — неприемлемое будущее для него, единственное настоящее для Артура — выглядел именно так: все звезды и планеты целехоньки, всем кроме людей и прочих тварных гуманоидов там хорошо, а люди рано или поздно закончатся, и тогда всем будет хорошо уже вообще без оговорок.

Нет, конечно. Не будет.

Анжелика находила Карешту красивой, особенно её старую часть — крепость. В их с Гардом родных краях — в тийрах на границах Эсимены и Киусату, крепости могли принять живых лишь ненадолго: дать убежище на время стычек между тийрмастерами. Мало воды, мало еды. Территории, пригодные для жизни, вампиры отдавали своим Стадам, а крепости возводили где придется. Строить крепости в оазисах, рядом с людьми, пусть даже из собственных Стад, было не принято. Живые неуютно чувствовали себя в постоянном близком соседстве с мертвыми. А от неуюта — нервы. А от нервов кровь невкусная.

Иное дело Карешта, расположенная в Ренатире, на границе Ахтеке. Само Ахтеке — одна сплошная пустыня, куда хуже, чем Эсимена, немногим лучше, чем Киусату, но Трасса проходит мимо него в той климатической зоне, которая в Эсимене называется Зеленой. В Зеленой зоне есть реки и озера, есть леса, там можно заниматься сельским хозяйством. И в тийрах, расположенных между Ахтеке и Иду, тоже всё это есть. Благословенный климат. Здесь мертвым не нужно уступать живым живую землю. Здесь ее хватает и для мертвых, и для живых.

В Эсимене Зеленая зона граничила с Песками и изобиловала лакунами, сквозь которые легко было провалиться в Немоту, на съедение фейри.

Ренатир, южной частью притулившийся к Ахтеке, севернее граничил с Иду, где фейри жили прямо в музыке, бок о бок с людьми, но никого не ели.

Анжелике, правда, нравилось в Ренатире не из-за фейри. В конце концов, Иду, хоть и представлялось похожим на родную Немоту, по-настоящему на нее не походило, и расположено было довольно далеко. Анжелике нравилось видеть вампирскую крепость, построенную не для вампиров, а для людей. Нравилось, что люди чувствуют себя в Кареште хозяевами по обе стороны крепостных стен. Нравилось, что здесь почти все были христианами, а кто не был — тот хотел стать, а кто не хотел стать — хотел узнать, что это такое. Никаких случайных людей, одна идея объединяет всех. И очень мало старожилов. Тех, кто мог бы смотреть на приезжих с вежливой неприязнью, разговаривать через губу, нарочито используя местные диалектные словечки, всеми силами давать понять, что чужаки тут — лишние, ненужные, нелепые и ни на что не годятся.

Отсутствие таких старожилов не было особенностью именно Карешты или Ренатийра. Это же Трасса, откуда тут взяться чужакам? Тут все свои или все чужие. Но Анжелика полгода прожила в княжестве, в дорогой квартире дорогого дома, выстроенного в дорогом районе, и сыта была по самое горло сначала искренней неприязнью коренных сиденцев, а потом их же искренним восхищением.

В Кареште она отдыхала душой. И любовалась архитектурой. И наслаждалась акустикой каменных галерей; просторных залов с прорезными кружевными стенами; своей студии, где живые инструменты соседствовали с синтезаторами, а аппаратуры было как бы не больше, чем в оперном театре Сидены. А еще ей нравилось подниматься на крышу главной башни, на самую высокую точку Карешты, к подножию каменного, украшенного самоцветами креста, и петь вместе с ветром, который никогда не умолкал там, наверху.

Поклонники её не донимали. Присылали цветы, открытки и письма, какие-то милые мелочи — все то, что в Сидене приходило к ней через руки пиар-отдела «Хадара», просеянное сквозь мелкое сито, сочтенное безопасным, необременительным и достойным ее внимания. Здесь пиар-отдела не было, зато был Вольф, который велел людям и вампирам не доставать ее, был отец Артур, который попросил людей и вампиров вести себя сдержанно в отношении знаменитой гостьи, и была Ойхе…

Ойхе…

Вольфа Анжелика отлично знала, не любила, не боялась и видела насквозь; отца Артура уважала, не понимала, но полюбила всей душой; а Ойхе оставалась загадкой. Анжелика встречалась с ней в Сидене, они виделись на балах и приёмах, княгиня неизменно находила для нее несколько теплых слов, отдавала должное таланту, и держала так далеко от себя, что Анжелике казалось, будто она чем-то обидела прекрасную госпожу Эсимены. А потом она поняла, что и сама также непонятна для Ойхе, пришедшей в Ифэренн с Небес, прямо из обители ангелов. Она была человеком, одаренным ангельской музыкой. Как к ней относиться? Как принять ее? Как закрыть глаза на несовместимость природного и сверхъестественного?

На кого другого Анжелика бы обиделась. Но обижаться на Ойхе?.. Как? Княгиня вызывала лишь восхищение и восторг, и даже очень постаравшись, даже приложив все усилия, Анжелика не нашла бы в себе иных чувств. Она мечтала когда-нибудь спеть партию Ойхе в опере, которая будет написана об их с Вольфом встрече, о битве с Тенгером и Моартулом, о любви и победе, и спасении от князей. Впрочем, мечтая о роли Ойхе, Анжелика помнила, что в этой истории у нее тоже ключевая роль. И ее-то, кроме нее, никто не споёт. Получалось, что не сближаться с Ойхе — лучшая стратегия. Если они никогда не окажутся вдвоем в одной сцене, можно будет взять на себя обе партии.

Она знала, что ей не хватит времени, чтобы из дружелюбной вольницы Трассы, от здешнего безусловного равенства, опирающегося на право силы, от охотничьего лесного приволья захотелось вернуться к комфортной жизни в столице Эсимены. Перезапись музыки в Пентаграмме — дело недолгое, а из Карешты в Пески и обратно Вольф доберется максимум за трое суток. На Карле, небось, за день доехал бы, что им двоим двенадцать тысяч километров по Трассе? Но Карла пришлось оставить в Кареште — того узнал бы любой демон, даже самый безмозглый. Так что Вольф купил машину в мастерской на границе тийра, и на ней отправился в путь.