Диана Ибрагимова - Шепот пепла [РОСМЭН]

Астре глядел на дыру в крыше, где небо, заключенное в раму из осколков черепицы и поломанных балок, наливалось румянцем. После раскатов грома, треска и грохота наступила такая плотная тишина, что калека чувствовал себя глухим. Ни жужжания мошек, ни птичьих криков, ни завываний ветра. Саван безмолвия окутал останки мельницы, подарив покой ее обитателям. Все спали с безмятежностью младенцев. Вымотанные страхом перед черноднем, несостоявшейся казнью, судом, путешествием и целой жизнью, где наравне с радостями всегда обитала тревога, они отсыпались. Астре сидел, не шелохнувшись, чтобы продлить отдых братьев и сестер. Хотелось остановить время и навсегда остаться в этой разрушенной лачуге. Просыпаясь, видеть над головой полный надежды рассвет, а рядом — близких.

Таких, как сейчас, он любил их больше всего. Умиротворение Сиины стоило так дорого, что Астре готов был не дышать ради него. Наступил редкий миг, когда ее не мучили кошмары. Зацелованное солнцем лицо сестры было прекрасней лепестка. Ни одна тревожная морщинка не портила его. Астре и забыл, когда в последний раз видел Сиину такой.

Курчавый Тилли притих у нее на коленях. С обеих сторон свернулись клубочками Дорри и Бусинка. Каждый в большой семье считал Сиину матерью. Даже Астре хотелось иной раз прижаться к ней и получить долю ласки, которой не дала ему собственная семья. Но он никогда не показывал этого. Среди всех Астре должен был оставаться самым сильным. Потому что занимал место Иремила.

Марх сопел, скрестив руки на груди. В кои-то веки не хмурился, не язвил. Каштановые волосы сбились на затылке колтунами, под глазами темнели круги. Он всегда держался в стороне, даже теперь спал отдельно. Не давал особенно возиться с собой, когда болел. Спешил поскорее вырасти и кичился любой сделанной мелочью. Астре с горечью осознал, что в последние дни Марх слишком повзрослел. Перестал нести чушь. Быстро и трезво мыслил. Не паниковал и не давал паниковать другим.

Бедняга Рори страдал больше всех. И не от боли в поломанных руках, а от того, что не мог разрывать ими веревки, обрушивать кулаки на врагов, защищать до последнего младших. Он плакал все реже. Скрывал горечь внутри себя. Не хотел выглядеть жалким.

Неподалеку, опустив голову на грудь, спал Илан. Темно-рыжие волосы топорщились во все стороны. При виде него Астре невольно успокаивался. Пережив уйму бед, Илан оставался улыбчивым добряком и продолжал верить в хорошее. Рядом с ним даже в самый страшный чернодень становилось светлее.

Яни дремала, уткнувшись в плечо Генхарда. Сколько бы парнишка ни отмахивался, она добилась своего и оставалась рядом с ним все затмение. Исполненная жалостью, Яни, в отличие от Рори, была куда сильнее духом. Астре радовали ее настойчивость и жизнелюбие.

Генхард — тощий вороненок, выросший среди черноты и наученный выживать в ней, стал частью большой семьи, хотя и не понимал, не принимал этого до конца.

Астре хотел запомнить братьев и сестер. Это последние часы, когда они вместе.

Болезненные мысли терзали калеку с ночи. Он не сомкнул глаз, раздумывая, как теперь поступить, и пришел к трудному выводу: пора разделиться. Даже если где-то живет брат Иремила, согласный принять их, он не сумеет помочь всем. Не хватит ни места, ни еды. Илан, Марх, Рори, Яни и Дорри родились без внешних увечий. С первого взгляда их не отличить от обычных людей. Поселившись где-нибудь в деревеньке на окраине, они смогут жить нормально. Зарабатывая на пропитание охотой, плетением сетей и ложками. В первое время будет трудно, но Илан хороший плотник, к холодам он сможет поставить дом, Рори скоро вылечит руки и будет помогать. Марх в любое время года сумеет раздобыть еду. Яни неплохо готовит, а Дорри умеет искать выгоду в мелочах. Они справятся.

Другое дело калеки и уроды. Их увечья не спрятать. Поэтому Сиине, Бусинке, Тили и Астре придется держать путь через пустыню. Они найдут убежище у брата Иремила или погибнут. Такова их судьба. Даже если Зехма мертв, от него должна остаться избушка и кое-какое хозяйство. Иремил говорил, что брат живет в дубовом лесу. В эту пору там много желудей, а если изловчиться, можно и кабана поймать. Марх зимними вечерами объяснял, как ставить ловушки. Только бы Сиина справилась. Она боится причинять боль.

Снаружи мельницы послышался шум. Калека встрепенулся, но остался спокоен. Бусинка и Сиина не проснулись с криками, значит, все в порядке.

Дверь с тихим скрипом отворилась. Внутрь вошла женщина, одетая в плотную грубую одежду. Юбка доходила ей до пят. Куртка рябила от множества ремешков и карманов. Через плечо была перекинута большая сумка. Грудь и шея обмотаны в несколько слоев пыльным шарфом. Из-под капюшона выглядывала и спускалась ниже пояса толстая коса мышиного цвета. Астре присмотрелся и понял, что она не просто седая: между серебристыми прядями забились хлопья пепла.

Женщина-прималь сразу заметила Астре, но нарочно не смотрела в его сторону, пока не оглядела остальных детей. От нее исходило прохладное спокойствие, разбавленное искрами интереса. Как бабочка, бьющая крыльями по воде, рождает мелкие круги, так и любопытство едва ощутимо колебало пространство вокруг женщины.

Калека сидел неподвижно, не говоря ни слова. Прималья сняла капюшон, открыв тронутое морщинами лицо — такое же бесцветное, как одежда и волосы.

— Меня зовут Шариха, — сказала она.

Астре почувствовал, как дернулась жилка на шее. Спокойствие, которое он так старался сохранить, лопнуло. Дети завозились, проснулись. Все уставились на женщину-прималя. Кто с испугом, кто с удивлением.

Шариха снова оглядела их от мала до велика, остановила взгляд на Генхарде и сказала:

— А этот не ваш.

— А вот и наш! — надулась Яни, обнимая парнишку.

Тот был так растерян, что даже не сообразил отпихнуть ее.

— Кто вы? — с опаской спросила Сиина.

— Шариха. Так меня зовут. Я здесь гостья непрошенная, но бояться меня не надо.

— Мы и не боимся, — отрезал Астре.

— Мельница, помню, целее была, — заметила Шариха, подняв голову.

Она отыскала место у стены, где было почище, и села. Из раскрытой сумки вкусно пахло. Шариха достала несколько завернутых в чистую тряпицу булок с маковой посыпкой и мешочек с ломтиками вяленого мяса. Положила красные пластинки на хлеб.