Татьяна Белоусова-Ротштеин - Парагвайское чаепитие

И космогрузовики каждый год всё прибывают и прибывают на планеты подобные Тарихо, и всё больше и больше на них становится голодающих.

Сельскохозяйственные корпорации Метрополии могут не беспокоиться о своём рынке сбыта. А о том, что от их «благотворительности» во вселенной ежегодно умирают миллионы разумных существ, никто не говорит. Это никого не интересует.

Впервые Драган написал об этом за несколько лет до начала расследования дел Эркенса. Его статью даже опубликовали. Но через неделю все о ней забыли.

Боевики приближались. Джунгли уже не были безмолвными, голову Драгана окружили непонятные шорохи, щелчки, свист каких-то птиц, а еще хруст разрубаемых веток и воинственные крики на языке тарих.

— Похоже, с ними опытный следопыт, — произнес Зэмба, не дожидаясь вопросов.

А Драган и не собирался ничего спрашивать. Если преследователи нашли тропу к пирамиде, то бежать дальше уже бесполезно. Да и, собственно, бежать они не могут, только ковылять.

— Зэмба, уходи, — сухо бросил Вук.

— Что…

— Ты сумеешь скрыться. А это наши проблемы.

— Я обещал доставить вас в безопасность! — воскликнул он. Похоже, это предложение его всерьез оскорбило.

Драган не знал, как можно заставить туземца уйти. А времени на размышление у него не было.

Вокруг стоял гул. «Какое оскорбление для некогда священного места» — отстраненно подумал Драган, присев обратно на ступеньку. «Мы даже смертью своей оскверняем эти земли!».

И вдруг к массе звуков добавился еще один, вмиг перекрывший все остальные. Какой-то первобытный, хтонический рев-рокот, казалось, он исходит отовсюду, из-под земли и с небес. А сразу за ним — визг и крик боли. А потом — снова визг и крики.

Даже Эркенс обратил на это внимание и приподнял голову.

Вук понял, что не может пошевелиться.

— Ночная Смерть охотится, — невыразительным голосом произнес Зэмба, — надо подниматься наверх.

— Леопард? — отмер Драган. — Он их…

— Наверх! — вскричал проводник. Он впервые, сколько Вук его знал, повысил голос, в его словах послышалось сдавленное рычание. — Нельзя ждать!

Они снова подхватили безвольного Эркенса и начали подниматься по ступеням пирамиды. Зэмба на этот раз не жалел раненого и почти тащил его по каменным выступам, не обращая внимания на стоны.

За спинами их слышались всё те же дикие звуки. Но звуки стихли довольно скоро, едва беглецы достигли вершины.

Зэмба, не медля ни секунды, не давая им передохнуть, втащил Эркенса в маленькую камеру-пирамиду. Драган втиснулся следом. Внутри едва хватало места на троих.

— Сюда Ночная Смерть не проникнет, — выдохнул туземец.

Драган, наконец, перевёл дыхание. Через щель-вход едва мог протиснуться один человек, крупный хищник, действительно, не пролезет.

Воцарилась оглушительная тишина. И вопрос: как долго?…

— Я успел набрать воды, — прошептал туземец, поднося флягу к губам Эркенса. Тот лишь слабо отмахнулся.

Драган взял флягу и заставил себя сделать глоток. Никакого преследования слышно не было, вообще ничего. Только шум крови в ушах.

— Этот зверь, леопард… Ты думаешь, он пойдет за нами? — тихо спросил репортёр.

— Возможно всё, — пробормотал туземец, — Ночная Смерть умна.

Найдёт ли их теперь вообще кто-нибудь когда-нибудь?

Время шло странно, Вук не мог понять, сколько минут они уже здесь прячутся. Было очень тихо и жарко.

Подождав еще, как ему показалось, несколько минут, Драган сунул флягу обратно туземцу и вышел из укрытия.

Яркий свет местного солнца на секунду заставил его сощуриться, на белоснежные камни было трудно смотреть. Но репортер всё же смотрел: по ступеням поднимался тариханский леопард.

С виду этот зверь напоминал сочетание медведя и тигра. Морда и грудь животного влажно блестели, но на черно-бурой шкуре кровь не заметна.

Зверь поднимался медленно, не торопясь. Очень тихо, не издавая ни звука.

Туземцы называют его Ночной Смертью или Хозяином Джунглей, насколько Вук знал, когда-то эти звери считались у них священными. Возможно, считаются и до сих пор, но что толку?

За спиной слышалось гневное шипение Зэмбы, он требовал вернуться в укрытие. Но Драган не мог оторвать взгляд от грациозных движений Ночной Смерти.

Зэмба оказался рядом, схватил его за локоть и потянул назад. Но и на этот раз оцепенение не оставляло репортёра.

Тишину нарушил новый звук — короткий резкий щелчок. Тариханский леопард замер, не дойдя до вершины несколько ступеней, и плавно осел на лапы. Затем как-то неестественно накренился на бок. Из-под его округлой, лохматой головы потекла темно-бордовая струйка.

«Осквернение храма» — отстраненно подумал Драган. До его сознания дошел еще один звук, мерное жужжание мотора. Он с трудом поднял взгляд вверх и увидел снижающийся к ним планер посольства.

Зэмба тряс его за руку и, кажется, пытался объяснить, что теперь всё в порядке, что они спасены. Драган отвел взгляд от планера и заметил вдалеке белую вершину самой высокой на Тарихо горы. Снег на ней сиял, казалось, ярче солнца.

Стелла.

Никому еще не удавалось сбежать от службы приставов «Мир-банка», ни в одной стране. А Стелле это удалось.

Впечатление, что в Венеции можно передвигаться только на лодках, обманчиво. Позади за домами, выходящими фасадами на каналы, вьётся паутина маленьких улочек-«калли». Асфальта на «калли» нет, они вымощены древними камнями. Это скорее щели между замшелых стен, настолько узкие, что на них едва могут разминуться двое прохожих. Впрочем, кроме нее, в столь поздний час там никого не было.

Бежать, бежать, бежать…

Стелла не понимала, когда и почему эти насквозь промокшие закоулки стали считаться «одним из самых романтических мест на Земле».

Флориано.

Сеньор Флориано ничем не выделялся среди обычных туристов, посещающих «Светлейшую». Он был для окружающих почти что невидимкой.

Влажная площадь Святого Марка расстилалась перед ним, как озеро в безветренную погоду. Возникало чувство, будто он ступает «по воде аки посуху». Похоже, кощунство у таких чудовищ выходит естественно, как дыхание.

Но ходить по воде без помощи лодок они так и не научились, сколько ни «обручайся» с морем.

Вода, вода, вода…

Флориано взглянул на Дворец Дожей и вспомнил, как в детстве мечтал, чтобы в его жилах текла вода, как у морского царя. Как у его прекрасной Венеции!

И Дворец, и Прокурации казались теперь, в сравнении с его нынешним царством, крошечными и хрупкими. Даже ему теперь верилось с трудом, что когда-то было иначе.

Флориано отвернулся от своего бывшего дома и направился к ближайшему каналу.

Стелла.

Стелла продолжала бежать по сырому лабиринту, хотя уже давно не понимала, куда бежит. А ведь когда-то ей казалось, что она хорошо знает этот удивительный город…