Татьяна Белоусова-Ротштеин - Парагвайское чаепитие

Жара угнетает, подавляет, расплавляет мозг. Не можешь ни на чем сосредоточиться, кроме самой жары. Разве только на работе, на чае. И на воде, простой питьевой воде.

Мы шли и шли, Сергей еще что-то говорил. А мне вдруг стало жутко здесь, на пыльной прожаренной дороге, казалось, что до ближайшего города не час езды, а многие годы… Казалось, что я проваливаюсь куда-то в иной мир, иное время. Отчасти, так оно и было.

Я, признаться, не обладаю интуицией, вся эта поездка изначально казалась мне совершенно безопасной. Обычная поездка, обычная экспертиза продукта.

Надо сосредоточиться на работе.

В Парагвае производят мате.

Мате — тонизирующий напиток с высоким содержанием кофеина, приготавливается из высушенных измельченных листьев и молодых побегов падуба парагвайского. Крепкий мате имеет терпкий вкус с лёгким сладковатым оттенком.

Обычно мате пьется из калебаса, специальной тыквы-горлянки при помощи трубочки бомбильи. Бомбилья имеет уплощённый мундштук в верхней части и заканчивается колбообразным ситечком, которое служит фильтром.

Классический способ заваривания мате — заполнить калебаса заваркой на одну треть, далее заварку встряхнуть и немного смочить водой. Вода должна быть достаточно мягкой, идеальная температура заваривания — семьдесят пять — восемьдесят градусов по Цельсию. Далее бомбилья аккуратно вставляется внутрь немного разбухшей заварки и калебас заливается полностью. Достаточно подождать одну-две минуты, и мате готов к употреблению.

— Мы почти пришли, — сообщил Сергей, — это деревня местных жителей, но индейцы живут чуть дальше. Если кто едет первый раз, надо спрашивать у местных. Но я уже знаю дорогу.

Никаких табличек, указателей или больших ворот не было. Окруженная джунглями деревня плавно переходила в другую деревню. На первый взгляд, ничего особенного — несколько кирпичных строений, деревянные, крытые соломой бунгало, какие-то сарайчики, загородки — типичное поселение туземцев. Сами жители тут же, у своих жилищ, посматривают на пришельцев без особого интереса. По словам Сергея, их туристами не удивишь.

Ничего особенного, на первый взгляд.

С виду, как мне показалось, эти индейцы ничем не отличались от прочих латиноамериканцев: смуглые, темноглазые, темноволосые. И взрослые и дети одеты в «цивильные» футболки и шорты. Впрочем, я не особенно и приглядывался, больше всего меня в тот момент интересовало, есть ли здесь укрытие от солнца.

— А вот и гид, мой знакомый, — заметил переводчик, махнув кому-то рукой, — эй, Пауло!

Мы подошли к большому побеленному дому. Я предположил, что это что-то вроде административного здания или сельского клуба. Возможно, там даже есть кондиционер.

На крыльце, беспечно развалясь, сидел один из местных, полноватый человек в белой кепке. Он живо поднялся и шагнул навстречу. Приветливо протянул руку.

Сергей энергично представил нас по-испански. Гид немедленно воскликнул что-то радостное и еще раз пожал мне руку. Я, как мог, изобразил ответную улыбку.

— Он говорит, здесь всегда рады гостям из России, — пояснил Сергей, — почти никто из них не говорит ни на испанском, ни на гуарани, у каждого племени своё наречие. Пауло здесь единственный, кто знает испанский, вот и подрабатывает гидом.

Пауло, словно в подтверждение этой рекомендации, болтал без умолку, провожая нас в «клуб». Мы оказались в помещении с тремя столиками. Здесь, и правда, было чуть прохладнее.

— Он говорит, они уже привыкли, что иностранцы приезжают смотреть на них и фотографировать, — пояснял Сергей, — правда, он жалуется, что туристов мало. Турагентства не сильно рекламируют их деревню, или возят сюда туристов сами, заламывая тройную цену.

— Предупредите его, что у меня с собой очень мало наличных, — тихо заметил я.

— О, даже не беспокойтесь! — замахал руками переводчик. — Мы здесь просто в гостях. Я объяснил ему, что мы попали в аварию, и нам нужно подождать машину.

Я кивнул.

— Он спрашивает, что мы будем пить?

— Просто стакан воды, — быстро ответил я. И секунду подумав, нехотя добавил, — со льдом, если есть.

— А как же мате? — усмехнулся переводчик.

— Нет, — я выдавил еще одну слабую улыбку, — в другой раз.

В соседней комнате, откуда быстро вернулся Пауло, нашелся лед. Два больших кубика на стакан. Стакан стеклянный, чистый. Сергею принесли лимонад.

— Здесь у них что-то вроде культурного центра-музея, — добавил Сергей, кивая на обшарпанные стены, — и одновременно школа для местных детей.

Я проследил за его жестом. В еще одной комнате виднелись сваленные в кучу старые компьютеры. Вероятно, подарок щедрых спонсоров.

Пауло опять вышел и на этот раз принес стопку каких-то газетных вырезок и чёрно-белых фотографий. Возложил это на столик и торжественно произнес что-то на своём наречье.

— История Белого Вождя, так его до сих пор здесь называют, — пояснил Сергей, аккуратно вытягивая из «архива» совсем желтую газету, — его звали Беляев Иван Тимофеевич. Царский генерал, участник Белого движения, герой Парагвая… Так, пожалуй, его историю можно начать с этой заметки.

Я с такой же аккуратностью взял газету. Значит, речь пойдет о белой эмиграции. Надо полагать, еще одна беспощадная история на фоне беспощадной жары.

Газета называлась «Новое время», выпуск датирован тысяча девятьсот двадцать четвертым годом. Белград.

Серым карандашом выделена заметка: «Ко всем, кто мечтает жить в стране, где он может считать себя русским. Ехать в Парагвай и создать там национальный очаг, чтобы сберечь детей от гибели и растления».

— Хотя, конечно, нет, — поспешно добавил Сергей, доставая еще какие-то черно-белые фотографии, — начать надо гораздо раньше. Надо сказать, что Иван Тимофеевич, еще будучи гимназистом, интересовался Парагваем. На чердаке семейного имения он нашел карту Парагвая, принадлежащую его прадеду, адъютанту Суворова. Судя по будущим воспоминаниям, тогда его, мальчишку, заворожила далекая экзотическая страна, где рабство отменили на двадцать три года раньше, чем в США и на двадцать лет раньше, чем в России. Вполне естественно для гимназиста мечтать о далеких берегах, но кто бы мог тогда предположить… А впрочем, давайте по порядку.

Я взглянул на черно-белую фотографию. В ответ на меня посмотрел худощавый человек в пенсне и с аккуратной бородкой. Такие лица принято называть интеллигентными.

— Иван Тимофеевич Беляев, — мерно начал Сергей, раскладывая по столику бумаги, — родился в семьдесят пятом году, в семье потомственного военного. Его отец был генералом от артиллерии и командиром Кронштадтской крепости. К слову, родная сестра Ивана Тимофеевича, Мария была второй женой Александра Львовича Блока, то есть, мачехой поэта Александра Блока. Во время мобилизации именно Беляев помог Блоку пройти нетрудную службу в штабе тяжелого артдивизиона, которым сам тогда командовал. Как знать, может быть, тем спас будущего классика.