Мария Сакрытина - Никаких принцесс!

— Э-э-э… Вообще-то… Дамиан, забудь про Габриэля, ладно? Я уже… м-м-м… и сама забыла. — Почему я не хочу сказать ему, что уже заключила с Габриэлем сделку? Почему это кажется неправильным? — Скажи, а у твоего голоса в голове, случайно, не зеленые глаза? Такие салатовые. Кислотные.

— Виола, это голос. У него нет глаз, — улыбается Дамиан. — К тому же это только плод моего воображения.

— Угу. Дамиан, а знаешь что? Давай… сходим куда-нибудь вместе. Ты и я, и чтобы без всяких заклинаний, злодеев и прочей чепухи, которая нам вечно мешает. Хочешь?

Улыбка Дамиана, еще робкая, становится шире.

— Куда ты хочешь?

— М-м-м… Вообще-то Ромион просил сходить за него в театр. Чуть истерику мне не устроил, когда я попыталась отказаться. Хотя я не против театра. А ты?

Дамиан нежно целует мне руки — я всегда сладко замираю, когда он так делает. И вот в эти мгновения мое сердце действительно бьется чаще.

Может быть, я его все-таки люблю?

— Все, что ты хочешь.

Ну какая девушка не мечтает услышать такое?

— Все-все?

— Все.

— Тогда, может… м-м-м… уберешь у себя в комнате? Чтобы я тоже могла сюда приходить? Ну так, легко, я же ничего такого не требую: пентаграммы пусть остаются, но вырванное сердце на кровати, м-м-м…

Дамиан смотрит на несчастное сердце — оно уже на полу — и краснеет, прямо как маков цвет.

— Прости. Если бы я знал, что ты придешь, я бы привел тут все в порядок.

— Спасибо. — Я сама целую еще в щеку. Это неожиданно приятно. — Тогда ставлю тебя в известность, что зайду завтра в это же время. А теперь доедай свой обед, а я на занятия побежала. У меня там спецкурс какой-то, мамин.

— Виола?

— М-м-м?

— Тебя правда все это, — Дамиан обводит взглядом комнату, — не пугает?

— Ну что ты, я буду любить тебя хоть готом, хоть демонологом, хоть белым кроликом, — смеюсь я. — Вообще любым. Все, я ушла! Пришли мне кости Винки!

И, уже спеша к главному зданию — пролетая мимо студентов, теней-слуг, преподавателей и фея-куратора, — я понимаю, что солгала. Точнее, слукавила.

Любить — я не знаю. Мне важно знать, что будет с Дамианом, и я хочу, чтобы он был счастлив.

Но любовь?

Я не знаю…

На спецкурс в итоге опаздываю. Несильно, на полчаса — пока я заблудилась, пока выяснила, где буду заниматься, пока нашла дорогу (Габриэль не появился меня проводить, а я не позвала). Часы в открытой галерее, увитой вьюном и виноградом, показывают два тридцать, когда я со всех ног взбегаю по ступенькам, поскальзываюсь на последней, чудом не падаю, но отпускаю длинный подол платья, наступаю на него и слышу характерный треск рвущейся ткани. Кусок вышивки — фиалки на изумрудном фоне — остается на ступеньке.

— Извините, я опоздала! — восклицаю, ногой отбрасывая лоскут в траву, к милым, позванивающим на ветру колокольчикам.

— Спасибо, что вообще почтила меня своим присутствием, — спокойно отзывается стоящая у круглого стола…

— Мам?

— Добрый день, Виола. — Мама огибает стол, подходит ко мне и, нахмурившись, изучает порванный подол. — Пожалуй, тебе стоит пройти еще один курс подготовки: манеры. Принцесса никогда не опаздывает, никогда не бежит сломя голову и не запутывается в собственных юбках.

— Мам, а научи меня летать? Я тогда в два раза быстрее везде успевать буду. — И уже представляю, как стану, аки Супермен, рассекать пространство, когда мама отвечает:

— Виола, феи летают, только когда это необходимо. И только когда они полностью постигнут свою магию. Тебе до этого еще далеко. К тому же во дворцах у людей так много красивых мелких вещей… Будет жаль, если рядом с ними объявится фея-недоучка.

Вот так мечты и рушатся.

— Садись, Виола. — Маме словно нет дела до моего недовольства. — Давно пора начинать.

Мы начинаем, и если первые десять минут я еще пытаюсь внимательно слушать, то уже через двадцать просто слежу, как по ближайшему ко мне виноградному листу ползет улитка.

Мама читает по бумажке. Листов у нее много, читает мама невыразительно, скучно, с ошибками в интонации. Слова сливаются в сплошной поток — и не прекращаются, не прекращаются, не прекращаются, как улитка, которая ползет, ползет, ползет…

— Виола!

— Да, мам? — Зевая, я перевожу взгляд на нее. — А может, хватит на сегодня? Я уже и так сильно поумнела…

Мама с сожалением смотрит на меня — как на закоренелого двоечника, которому в будущем кроме метлы ничего не светит.

— И зачем же нужны дарители?

— Эм-м-м… Чтобы дарить?

— Что?

— Э-э-э… Мам, ну это скучно, эта твоя лекция. Ты сама ее сочинила?

Мама бросает взгляд на записи у нее в руках. Поджимает губы.

— Их писала еще моя мать. Твоя бабушка, Виола. Гортензия Ослепительная, от упоминания которой вздрагивают все короли этого мира.

— Она их тоже чем-то одаривала? — невпопад интересуюсь я, и мама со вздохом бросает листки на стол.

— Безнадежно. Мне все больше кажется, что отец тебя испортил.

— Не надо говорить плохо про папу, — огрызаюсь я. — Это ты нас бросила, а он меня вырастил. Он, а не ты, а теперь тебе не нравится результат? Сама виновата!

Мама отводит взгляд и с минуту тоже смотрит на вечноползущую улитку — достаточно долго, чтобы я пожалела, что сорвалась.

— Виола, давай я расскажу тебе все еще раз — но своими словами?

Я выдыхаю — кажется, ссора пока откладывается.

— Да, мам.

Мама садится в кресло напротив, зачем-то берет мои руки в свои, ловит взгляд и начинает рассказывать. Наверное, это какая-то магия, но теперь я запоминаю чуть ли не каждое слово. Они врезаются в память, как бесконечные золотые волны маминых волос, и в этих волнах запутываются мои мысли: как она справляется с такими длинными волосами — еще длиннее моих? Как у нее получается так легко держаться? Почему она не тащит с собой толпу мужчин каждый раз, когда где-нибудь появляется? Я вот без этого теперь не обхожусь.

Напоследок — после проверочных вопросов — мама учит меня, как держать под контролем «флер». Это то, от чего сходят с ума мужчины, это естественно для феи, как золотая пыльца…

— А такая тоже бывает? — удивляюсь я.

Мама смеется, проводит себе по волосам и показывает мне руку — золотую.

Присмотревшись, я понимаю, что и ткань ее платья, которую я раньше принимала за золотую, тоже покрыта этой пыльцой.

— Она позволяет летать? Да? — вспоминая мультик про Питера Пэна, спрашиваю я.

Мама смеется еще веселее.

— Ну что ты, Виола. Нет, она образуется, когда мы колдуем слишком много и слишком часто. Загляни в мировую историю — раньше люди ловили фей именно из-за пыльцы. Пока не разобрались, что мы можем давать не только золото в маленьких количествах, но и наколдовать, например, целиком набитого этим самым золотом осла… — Мама устало закрывает глаза. — Знаешь, мне кажется, я погорячилась с этим спецкурсом, Виола. Ты не я, тебе нужно объяснять это иначе. Давай в качестве домашнего задания ты потренируешься и совершишь хотя бы пять добрых дел за эту неделю? Как думаешь, справишься?