Мария Сакрытина - Никаких принцесс!

…Лес — граница Садов и эльфийского королевства — сверкает на солнце каждым изумрудно-глянцевым листочком, каждой травинкой, усыпанной золотой пыльцой. Виспы вместе с бабочками снуют между деревьев, в кустах поют цикады, где-то в кроне дуба надрывается кукушка, ей вторит дятел…

Я собираю цветы, то и дело бросая взгляд на Туана. Он занимается чем-то странным: кажется, что-то смешивает или даже варит, но почему-то без огня. Слева от него возлежит олень — тот, утренний, с белой полосой у носа. Туан попросил меня его приручить, и я битый час с этим оленем общалась, рассказывая, какой Туан замечательный, и, пожалуйста, пусть рогатый господин олень подарит нам эту несчастную слезинку — ведь тогда Туан меня поцелует. Он же обещал.

Получив слезу, Туан чмокнул меня в щеку, вытащил из кармана кожаную сумочку вроде клатча, высыпал оттуда разноцветные флакончики и, даже не дав их рассмотреть, принялся что-то смешивать в медном маленьком котелке.

Я сначала надулась, но потом решила, что все вокруг и так замечательно — поэтому вот уже полчаса собираю цветы.

Но скучно.

— Туан? Туан, почему ты такой хмурый?

— Потому что тебя напоили заковыристым зельем из десяти составляющих, и эта бурда будет действовать по меньшей мере год! — огрызается он.

— Ну и что? Я без него была такая же, как ты, хмурая и грубая, и…

— Без него ты была собой! — рычит Туан.

— А с ним я кто?

— А с ним ты — дура набитая!

— Туа-а-ан, я же обижусь…

— Фея? — фыркает Туан. — Обидишься? Да ты через пять минут повиснешь у меня на шее, требуя поцеловать!

— Ой, зачем через пять минут, поцелуй сейчас! — Я с надеждой поднимаю голову, но Туан на меня даже не смотрит.

— Вот что они с тобой сделали! — Он раздраженно выливает нечто ярко-алое в котелок. — Демоны, ведьмы и Темный Властелин, какого духа ты мне такая нужна?!

— То есть ты меня не любишь?

Туан стонет и швыряет щепотку синей пыли в котелок.

— Твой Дамиан тебя такой не любит! Он решит, что тебя заколдовали, поэтому ты так себя с ним вела. К тому же ты сразу же повиснешь и у него на шее, стоит только нам вернуться в Сиерну.

— Я не хочу в Сиерну! Хотя… Да, Дамиан тоже милый… И целуется хорошо… В отличие от тебя.

— Вот и я о том же.

Он заканчивает с зельем только к закату — я успеваю задремать, поиграть с оленем, поиграть с виспами, сплести три венка и жутко устать.

— Все? Больше не будет этих твоих скучных пузырьков? Туан?

— Виола, мы возвращаемся во дворец, — устало говорит он, пряча что-то в кармане брюк.

Я снова дуюсь, но Туан как будто не замечает. Ну ладно. Ладно же! Я ему это припомню.

В королевском саду посыльный висп вручает мне приглашение от бабушки на ужин: королева в отставке желает посмотреть на спутника ее внучки.

Туан шипит что-то сквозь зубы про «сволочную старуху».

— Не смей так говорить про мою бабушку!

— Она тебя опоила, дура!

— И не обзывайся!

Так мы с Туаном оказываемся за столом в бабушкиной беседке: мы вчетвером (я, Туан и мама с бабушкой) ужинаем, а Рауль снова исполняет роль официанта. Бабушка особенно подчеркнула, что в будущем Туан будет ему помогать, но сегодня ужин в его честь, так что можно сделать исключение. Но только сегодня.

Туан фальшиво улыбается, сыплет комплиментами, даже перестает рычать на меня и начинает ухаживать. Ну-ну, я, может, теперь и добрая, но еще ничего не забыла.

Так что после того, как бабушка, потрепав Туана по щеке (для этого ей пришлось перегнуться через стол, чуть не опрокинув мой кубок), отдает должное моему вкусу: «Такой милашка, себе бы забрала!», — я фыркаю и капризно говорю:

— А можно сегодняшнюю церемонию повторить? По-моему, я ошиблась в выборе спутника. Он мне уже не нравится.

Немая сцена — только Рауль посмеивается. Ему весело. Мама с бабушкой просто удивлены, а вот Туан смотрит на меня так ошеломленно, словно действительно не ожидал подобного предательства. И это после того, как мы по лесу «гуляли»?

— А чем этот плох? — заинтересованно спрашивает бабуля, а мама тянет:

— Можно… — И тут же: — Но, Виола, зачем?

— Принцесса!.. — вставляет Туан, но я не слушаю. Ага, уже «принцесса»! А то — дура… Я, может, теперь и простодушная, но с памятью у меня все хорошо!

— Он мне грубит, он меня не уважает, не любит и заставляет скучать. И целуется он плохо, — добиваю я.

Туан бледнеет на глазах — отчего мне вдруг становится так радостно, как не было даже после выпитого утром зелья.

— Невозможно, — удивленно говорит мама, переводя взгляд то на меня, то на моего спутника. — Виола, этого просто не может быть. Я сама всех претендентов отбирала, и они…

— А, Глория, — отмахивается бабушка, хищно глядя на Туана. — Ты еще не знаешь, какими они бывают, когда добиваются своего. Да, мальчик? Хотел возвыситься, ничего не делая? Виола, давай я покажу, как нужно наказывать таких зарвавшихся…

— Мама!

— Глория, Виола уже взрослая девочка, ей пора знать такие вещи.

— Мама! Моя дочь никогда заниматься подобным не будет!

— Не отнимай у девочки свободу выбора. — Бабушка довольно потирает ручки и кивает Раулю: — Мальчик мой, принеси из спальни тот набор, который моя дочь привезла из другого мира.

Мама бледнеет, а Рауль, вскинув брови, пожимает плечами, встает и исчезает за дверью.

— Давно пора тебе научиться, девочка, давно, — приговаривает бабушка, придвигая кресло к опешившему Туану. — Ну что, мальчик, мы приятно проведем время, не так ли? Посмотри мне в глаза и скажи: ты любишь боль? Чего ты боишься больше всего на свете? Что заставляет тебя кричать по ночам?

— Да-да, я тоже хочу послушать! — Я подпрыгиваю на подушке и хлопаю в ладоши.

— Виола, тебе лучше выйти, — сдавленно говорит мама. — Время позднее, тебе пора спать. Я сама разберусь.

— Но, ма-а-ам!

— Виола, спать! — повышает голос мама, и я плетусь, поминутно оборачиваясь, как побитая собака, к двери…

И тут Туан наконец приходит в себя.

Больше не медля, он срывается с кресла и бросается ко мне. Под ноги. На колени. Хватает за руки и, осыпая их поцелуями, принимается страстно клясться, что он исправится, что все это досадное недоразумение, что я зеница его ока, что он любит только меня, меня одну, и любое мое желание для него закон, и если он меня чем-то обидел, то он лучше сам себя накажет. Или нет — лучше он умрет! В доказательство он хватает со стола нож и замахивается, готовясь картинно вонзить его себе в сердце, восклицая, что если госпожа его разлюбила, то сердце ему больше не нужно…

Мама изумленно моргает, глядя на это представление. Бабушка улыбается и жестом отсылает явившегося с бархатной коробкой Рауля. А я, когда у меня в ушах начинает звенеть, досадливо говорю — выкрикиваю (иначе меня просто не слышно):