Азад Гасанов - Битвы зверей

С выбором лошади тоже не промахнулся. Всем шести лошадям своей конюшни предпочел красавца чубарого. Этот жеребец пятилетка был самым видным из всех — и по масти, и по стати, а особенно по внутреннему складу.

Его чубарый в основе был гнедой, а на кончиках волос — вороней масти. Гнедые, как хорошо известно, это те лошади, которых отличает выносливость и сила — самые важные скаковые качества. Гнедые хороши на марше, да и в целом они из самых добрых лошадей. Но при всех достоинствах имеется у них изъян — они скучны, а на вкус Жамбо — через чур скучны. Нет у них пламени, нет задора. А это бесспорный недостаток для боевых коней. В бою лучше других проявляют себя вороные или кони дикой масти, так как последних от природы отличает злобность. И поэтому некоторые воины держат двух коней: один доставляет до поля боя, а на другом он врубается в сечу. А с чубарым такое без надобности. В силу того, что он двух мастей и сумел взять лучшее от обоих, он хорош и на марше, и в схватке. К тому же чубарый дичок, притом самый натуральный, а у диких, как известно, самый кошмарный норов. Скучными их точно не назовешь. Так что чубарый это та лошадь, надежней которой не найти, с той лишь оговоркой, что, как дичок он плохо приручается. Но Жамбо из рода Тома приручать умел, с этим, как говорится, не поспоришь. Он сделал из дичка такого коня, который ловит команды еще прежде, чем наездник успевает натянуть поводья. Его чубарый понимал хозяина с полуслова, на каком бы языке тот ни сказал, хоть на родном хиданьском, хоть на дари, хоть на языке вед. В общем, Жамбо сильно гордился и собой, и своим чубарым. А потому он был сильно озадачен, когда девица, на встречу с которой он приехал, обозвала его любимого коня коровой.

— Корова? — повторил Жамбо с искренним недоумением.

Девица нагло ухмылялась, глядя на него. Она стояла на краю пустыря. В длинной, доходящей до колен сорочке, в тонких шальварах, в бархатной безрукавке, тесно стягивающей грудь, она показалась Жамбо почти красивой. Пожалуй, грудки были маловаты, и полные губы напрасно кривились в ухмылке. Но во всем остальном, без преувеличений, девица была самой благородной породы — ни дать, не взять, рысистая кобылка.

Больше всего остального Жамбо понравилось ее лицо. Оно обладало необыкновенно белой кожей. Такой белой и такой тонкой, что на солнце, под его жгучими лучами, она делалась прозрачной и на носу и под глазами покрывалась веснушками, такими же золотистыми, как породившее их солнце. На фоне черных, длинных, спадающих до пояса волос ее белоликость была особенно впечатляющей.

«Редкая масть», — отметил Жамбо и сразу назвал ее «савраской».

— Корова, говоришь? — проговорил Жамбо, подведя лошадь поближе к саврасой. — Но где ты видишь корову?

Девица продолжала ухмыляться, и только позу поменяла — переступила с ноги на ногу.

— Под тобой, чужеземец. У вас так принято, ездить на коровах?

«Дерзка, — отметил Жамбо. — Языкаста», — и усмехнулся.

— Подо мной рысистый жеребец, каких мало, — он взял снисходительный тон. — Неужели так сложно отличить благородное животное от скотины?

Девица поглядела на лошадь, пожала плечами.

— Животное все в пятнах. Не знала, что это признак благородства.

Жамбо всегда умел порадоваться хорошей шутке и ценил чувство юмора в мужчинах. Но женщине, по его убеждению, следовало воздерживаться от колких замечаний и еще лучше держать язык за зубами.

Он чуть тряхнул поводьями, и его чубарый, вскинув голову, скакнул на языкастую девицу. Та едва успела отскочить. Она перестала ухмыляться, но в ее прищуренных глазах как будто полыхнуло злобой.

Ему это почему-то понравилось. Он широко улыбнулся, показав свои ослепительно белые зубы.

— Ты непочтительна, моя саврасая, и дерзка сверх меры. Но я тебя прощаю.

— Что ты скалишься! — крикнула девица, отбежав от лошади, которая продолжала наступать на нее. — У тебя зубы, как у твоей коровы. Думаешь, это красиво?

— Мой чубарый в бою зубами рвет глотки врагам, — Жамбо придержал лошадь. — И я рад, что у меня такие же. Но наши зубы для тебя не угроза, мы тебя не тронем. Что ты все пятишься от нас?

Девушка остановилась и, переведя дыхание, крикнула:

— И что еще за саврасая? Сам ты саврасый.

Жамбо склонился в седле и показал ей свою макушку.

— Видишь, — проговорил он и тряхнул косицей, — я буланый. Я вроде вороной, но на кончиках волос — я рыжий, — дав девушке изучить свою гриву, Жамбо разогнулся и одарил ее самой приветливой улыбкой. — Так и зови меня отныне — мой буланый.

Девушка усмехнулась и посмотрела на Жамбо с некоторым интересом. Такой же взгляд у нее был и в тот день, когда Жамбо впервые увидел девицу.

В тот раз она брела по рынку и разглядывала прилавки, с которых торговали красками. Маниах — самый отъявленный плут на рынке, завидев ее, вскочил со своего места и бросился ей наперерез.

— Не там ищешь, красавица! — крикнул он, подбегая к девушке. — Я знаю, что нужно твоему господину. Идем, — сказал он, схватив ее за руку, — я покажу то, чего нет ни у кого на рынке.

Торговец завел девицу за свой прилавок и из груды, наваленных друг на друга мешочков, выбрал один.

— Вот тот товар, который угодит изысканному вкусу нашего достославного шахриарты 9 9 Шахриарта — градоначальник. . Я знаю, как взыскателен твой господин, и приберег для него то, что нужно.

Услышав о градоначальнике, Жамбо навострил уши и уже не спускал глаз с савраски.

— Вот полюбуйся, — предложил торговец и пересыпал из мешочка в ладонь. — Это настоящая хиндустанская хна. Видишь, она темная. Да, здесь на рынке все готовы поклясться своим товаром, но только я один говорю правду. У всех на руках дарианская краска, и только у меня истинно хиндустанская. Сама подумай, девочка, — предложил рассудительно торговец, — откуда взяться товару из Хинда, если уже год, как дорога туда закрыта.

— А у тебя откуда? — недоверчиво спросила саврасая.

Торговец улыбнулся.

— Я мог бы сказать, что это из старых запасов, но зачем мне врать? Ты такая проницательная и рассудительная.

— Так скажи правду, — потребовала савраска.

— За правду можно схлопотать по шапке. Тебе ведь известно, что якшаться с разбойниками, засевшими в горах, преступно.

Услышав это, девица наградила Маниаха тем самым взглядом, которым теперь оглядывала Жамбо. Она ухмыльнулась, сощурила глаза и погрозила пальцем.

— Пройдоха. Разбойники грабят караваны, а ты, значит, сбываешь краденное.

Торговец улыбнулся во весь рот.

— Я этого не говорил. Это ты сказала.

— Моли бога и пророка, чтобы я другим не рассказала.

— Целыми днями только тем и занимаюсь, что взываю к высшей силе. Ведь она поможет, верно?

— Как знать, — савраска перестала улыбаться и спросила напрямик. — Сколько просишь?