Азад Гасанов - Битвы зверей

Со второй попытки, рискуя задеть Милашку, Марк сразу после первого удара вывернул меч на замах второго, но цель опять осталась позади. В третий раз Марк изогнулся всем туловищем, старясь дотянуться до отстающей цели, но этим самым добился только того, что вывалился из седла.

Рухнув на землю, он больно ушиб бок и растянул плечо. Милашка, ускакав вперед, долго не хотела возвращаться. А когда она все-таки вернулась, у нее был такой виноватый вид, что Марк искренне растрогался.

— Ты скачешь быстрее, чем мне удается разить, — пожаловался Марк, поднимаясь со стоном на ноги, — Но не переживай, красавица, твой лошадиный бог еще покажет.

Из-за полученной травмы занятия с мечом пришлось оставить. Но зато они вдоволь напрыгались, как он и обещал Милашке. Они сумели взять барьер высотою в четыре локтя и перемахнуть через ров шириной в четыре паса 5 5 Пас — двойной шаг, 1,48 м. . Марк, в целом, остался доволен и собой и своей любимицей.

После ипподрома Марк посетил гимнатриум. Там он оставил без внимания снаряды (опять же по причине травм), но до устали покувыркался. По мнению Марка умение падать и группироваться являлось необходимым навыком бойца, желающего одерживать победы.

После упражнений он час отмокал в нестерпимо горячей терме. Потом долго и тщательно мылся, и в конце дюжий костоправ, как следует помял ему бока.

Так что, явившись к отцу, Марк предстал перед ним свежий, как огурчик.

— Чем попробуешь удивить на этот раз? — задал свой обычный вопрос старший Красс. Он сидел, склонившись над столом, и был занят составлением писем. Тит Красс всегда обходился без секретаря.

На столе перед отцом лежало четыре готовых церы, накрытых крышками и скрепленных свинцовыми печатями. Сейчас он трудился над пятым письмом.

— Как дела на любовном фронте? Есть какие-нибудь подвижки?

Марк приблизился к столу и опустился на скамью напротив.

— Задача, которую вы мне задали, отец, не из простых, — пожаловался он. — Ее не решить с наскока. Тут требуется подготовка. Я тружусь, отец.

— Я знаю, как ты трудишься, — Тит Красс старательно выводил бронзовым стилем письмена на воске. — Без устали втыкаешь в дырки дешевым шлюхам.

— С чего вы взяли?

— А с того, что на приличных у тебя не хватает денег.

Марк усмехнулся.

— Вы правы.

«Когда он, наконец, посмотрит на меня?»

— Но только в том, что касается моего кошелька. Во всем остальном, должен заметить, вы ошибаетесь. В настоящее время я занят сбором сведений о предпочтениях и слабостях отобранных вами претенденток. В атаку следует идти во всеоружии, — подпустил Марк немного риторики, — и разить в самое уязвимое место. Так меня учили.

Теперь усмехнулся отец.

— Самое уязвимое место девицы — это уши. Вложи в них побольше добротной лести, и она твоя. Только делать это надо умеючи.

Марк не растерялся.

— Вот я и учусь.

— Со шлюхами?

— Почему бы и нет?

— Балбес, — Тит Красс оставил на воске размашистый росчерк. — Вкладывать надо не в щелки между ног, а в другие отверстия, и не похотливый член, а комплименты, о чем я тебе и твержу. Но этому в дешевых притонах не обучишься, для этого надо общаться с куртизанками. Однако у тебя, как я уже отметил, маловато денег. Вот незадача!

— Так дайте мне их.

Тит Красс накрыл законченное письмо деревянной крышкой.

— Эту фразу я слышу с тех пор, как мой сын выучился внятной речи, — он поднялся и направился к очагу. — Сколько?

Марк глубоко вздохнул.

— Сто сорок орлов 6 6 На реверсе квинария изображался орел с расправленными крыльями. .

В ответ Тит Красс присвистнул.

— Ты что, решил купить целиком салон «Орхидея»? Но туда даже я не захаживаю — дороговато, знаешь ли.

— Хорошо, — согласился Марк, — дайте сколько можете. Думаю, для первого раза хватит и семидесяти.

Тит Красс с расплавленным свинцом вернулся к столу.

— Раньше я был сговорчивей, это верно. Твоя мать баловала тебя, а я ей не перечил. Но теперь ее нет, а ты достиг совершеннолетия. Я выполнил свой долг, Марк Красс.

Марку захотелось высказать отцу все, что он о нем думает, но вместо этого он поднялся со скамьи, приблизился к столу и, как благонравный сын, изъявил желание помочь родителю.

— Я знаю, — Марк схватил со стола пеньковый шнурок и перетянул им церу, — вы всегда были для меня прекрасным отцом. И мне не следует злоупотреблять вашим чувством долга…

Марк ловко затянул узел фриволите, вывел два конца на торец доски, и отец полил на них свинцом.

— Попробуй, но, в любом случае, — предупредил Тит Красс, накладывая оттиск, — не получится.

— Но, отец, — Марк стиснул зубы и сделался пунцовым. — Это в последний раз, клянусь.

— Да, да. Слышал много раз.

— Я задолжал. За мной долг чести.

Марк с мольбой во взоре глянул на отца. Отец молчал. Собрал кустистые брови у переносицы и улыбался, распустив от уголков глаз к вискам старческие морщины.

— Я проигрался в пух и прах, — пожаловался Марк.

Тит Красс аж крякнул от удовольствия. Обогнул стол и опустился в кресло.

— И где же честь?

Самодовольный вид отца задел Марка за живое.

— Я играл под честное слово, — буркнул он. — Имеются свидетели. Долг должен быть уплачен!

— Согласен, должен, — Тит Красс, наконец, поднял глаза на сына. — Но почему ты решил, что обязательно моим серебром?

Марк Красс съязвил:

— Примут и золотом.

— А отчего не бронзой?

— Это как?

Тит Красс развел руками.

— Ты прекрасно владеешь мечом. Проткни кредитору брюхо. А заодно и свидетелям. И долг будет списан.

Марк зло усмехнулся.

— Прекрасный совет. Но вы меня с кем-то путаете. Я не разбойник!

— Ты оболтус! — Тит Красс откинулся на спинку кресла и воззрился на сына, как на экспонат в музее. — Скажи, как долго ты играешь в кости?

— Год, — признался Марк.

— А сколько раз тебе удавалось снять куш?

— Не часто.

— Скажи, ни разу! Если не считать начала. Мой славный сын, — с язвительной улыбкой вытянул Тит Красс, — ты попался в руки мошенникам. И у них одна цель — обчистить тебя до нитки. Кто назовет убийство мошенников разбоем? Это не преступление, а акт правосудия, не так ли, — Тит Красс стер с лица ухмылку и строго повелел. — Придвинь скамью и сядь. Поговорим серьезно.

Марк повиновался.

Тит Красс задержал на сыне неприветливый взгляд. Потом и сам подтянулся к столу, схватил стиль и завертел им в пальцах.

— Я не раз задумывался над тем, почему ты вырос таким, каким я имею несчастье тебя видеть, — Тит Красс снова распустил от глаз к вискам морщинки и залюбовался тем, как бронзовый наконечник стиля отражает свет масляной лампы. — Ведь ты взял лучшее от своих родителей. Силой и ловкостью пошел по материнской линии. Ликинии все без исключения были отменными фехтовальщиками и атлетами. Ум тебе достался мой, что, без сомнения, удача. Кроме того, ты напорист и дерзок, и не обделен отвагой. Прекрасный набор, надо заметить. С такими качествами нетрудно сделать достойную карьеру. Однако к двадцати годам мой сын ничего не добился. Прискорбно. И я прихожу к выводу, что причиной тому отсутствие цели, — Тит Красс положил стиль на прежнее место и залюбовался своими холеными пальцами. — Мой сын вырос прожигателем жизни. Он сильный, умный, отважный, но он мальчишка! Ему не удалось сделать из себя мужчину. Помолчи! — рявкнул Тит Красс, когда Марк попытался вставить слово. — Тебе следует знать, что юнца мужчиной делает способность трудиться над собой, способность идти к намеченной цели! Но как трудиться, как идти к цели, если цели нет? Когда я приехал в столицу, мне было меньше твоего. Приехал провинциалом, без денег и связей. К тому же я не отличался крепким здоровьем и не знал, как правильно браться за меч, и с какой стороны следует подходить к лошади. Но у меня были мой ум и желание трудиться. У меня было страстное желание доказать всем, чего я на самом деле стою. И я удивляюсь, почему у тебя нет такого же желания. Неужели тебе не хочется доказать окружающим, что ты лучше и достойнее, чем они о тебе думают?