Ольга Хмелевская - Дар. Золото (СИ)

Толкнул пятками лошарика, заставляя его продолжить путь.

Мое раздражение сложно было не заметить, и Машка ко мне не лез. А вот ханур повел себя странно. Он внезапно повернулся ко мне, быстро влез на мое плечо, и лизнул мне щеку. Я дернулся от неожиданности, но зверек опустил голову и буквально повис на плече. Это что вообще такое?! Пришлось погладить его по мягкой шерстке.

Он тут же спустился на луку седла, нырнул в короб, и затих.

Ничего, я им обоим это вспомню.

Кстати, я совершенно забыл, что вообще-то уже ночь.

Оглянувшись вокруг, заметил небольшую поляну недалеко от берега, чуть в стороне дороги. И деревья заслоняют ее, и искупаться можно, и воды набрать, и костерок запалить. Сушняка там должно быть навалом. Я повернул лошака в сторону поляны и уже съезжал с дороги, как услышал:

— Уважаемый лэр, если вы не сочтете за труд послушать недостойного вас обычного наемника, то он бы предложил проехать чуть-чуть дальше, а не останавливаться на этой поляне. За версту есть небольшое село, где нам могут предложить теплую постель и ужин.

Я обернулся. Машка улыбался вовсю.

— А раньше ты где был? — буркнул я.

— А раньше, уважаемый лэр, вы изволили на кого-то обижаться, и потому ваш покорный слуга не осмеливался мешать оному занятию.

Нет, я все понимаю, но когда спихивают с больной головы на здоровую…

— Позволь напомнить тебе Машал, что именно ты спровоцировал агрессию ханура. И именно ты наплевал на безопасность своего клиента, когда зверь пытался на тебя кинуться. Именно ты «изволил» уйти от ответа на прямо поставленный вопрос. И то, что ты сейчас еще здесь, а не уматываешь обратно в Лирию, объясняется не моей наглостью, а твоей. Поэтому будь добр, прекрати паясничать. И если ты знаешь, что можно заночевать где-то получше, так и скажи. Я приму твое предложение. Я хоть и дворянин по статусу, но, вроде, не дурак.

В темноте я видел, как Машка снова улыбнулся.

— Все-все, — сказал он, — больше не буду. Едем. В том селе есть у меня знакомая. Она нас приютит, — и хитро подмигнул.

А я задумался. Машка увидел, куда я свернул. Ладно, допустим, он знает эту дорогу как свои пять пальцев. Он точно смотрел мне в лицо, когда упражнялся в красноречии. Тоже не вопрос, он реагировал на голос. Но подмигнуть в темноте можно только тогда, когда тебе все равно — ночь или день, и темнота тебе не помеха. Или ты знаешь, что собеседник тебя видит. Интересно.

Село, куда мы, наконец, доехали, тонуло во мраке, выставив под звезды ветки огромных яблонь и черешен. Безветренная тишина окутывала маленькие подворья таких же небольших домов, дребезжали сверчки и, еле слышно, тошнило жаб на дальнем пруду. Машка пробрался к оконцу крайнего домика и поскребся в стекло.

Через четверть часа, молодая симпатичная хозяйка, уже стелила нам в большой кладовке на пустующие лавки пахнувшие соломой чистые тюфяки, и откровенно стреляла кругленькими глазками в Машку. А я тихо завидовал, понимая теперь, почему именно его мне навязали в качестве охраны. У него тут недвусмысленный интерес и нахоженная дорога.

Пончика сладко спавшего в коробе я пристроил на «своей» лавке в кладовой, когда женщина вышла. Пусть спит, раз выдался случай.

На дворе Машка завел свою лошадь и моего лошарика в сарайчик у дома, обоим кинул по охапке сена, стогом сохнувшего в углу, притащил от колодца ведро с водой, взял щетку и принялся чистить вверенное ему копытное. Я решил, что не стоит обижать лошака, и взяв еще одно деревянное ведро, тоже занялся приведением в порядок моего личного лопоухого имущества, благо он в отличие от Машкиной лошадки, с удовольствием подставлял бока.

Я так увлекся, что не заметил, как Машка перестал скрести лошадиный круп и наблюдает за мной. Почувствовал что-то очень похожее на ментальное прикосновение любопытства. Просто интерес. Но я устал, слегка побаливало раненое запястье, мне хотелось завалиться на тюфячок в кладовке, и какие-то ментальные заморочки меня не интересовали. Тем более, что ставить психические блоки учат сразу, как только попадаешь в академию. Блоки эти, конечно слабенькие, взломать их при желании не составит труда, но любопытствующих они остановят. Поэтому решил не обращать внимания, и Машка все-таки не удержался:

— Слушай, Тиш, — позвал он, — вот смотрю я на тебя, и чего думаю.

Уже интересно. Но я на него не обращал внимания. Принципиально.

— Вроде бы ты лэр. А ведешь себя как…

Он не мог подобрать слова. Еще интереснее. Я решил ему помочь.

— Простолюдин?

Машка замялся, а я ответил на невысказанный вопрос:

— Ты не первый, кто так считает, — жесткая щетка уже добралась до упитанного лошаркиного бока, — Мне, все равно, если честно.

— Почему?

— Потому.

Он что, ждал продолжения что ли? Нашел сказочника!

— Ты странный.

— Это я тоже слышал.

Машка побулькал в ведре щеткой, смывая с нее пыль, снова с силой прошелся по спине лошади, вычищая уже глубокую грязь.

— Ладно, — он вздохнул, — Ты наверно очень мало знаешь о «стражах». То, как ты себя ведешь с хануром… э…м…

Он повторяется.

— Я часто себя веду «как-то не так». Болен наверно. Неизлечимо.

Машка фыркнул:

— Я и смотрю, — он помолчал, собираясь с мыслями, — Хануры живут только в Орлиных горах. И только в одном месте. На склонах горы Нарак. В переводе с дарайского — «врата Бездны».

Я кивнул. Что-то похожее я слышал. Или читал. И даже знал где эта гора находиться.

— В ее предгорья очень трудно попасть. Не говоря о том, чтобы подойти к вершине. Я, по крайней мере, не знаю никого, кто бы туда пошел и вернулся. Вершина все время дымит. Когда больше, когда меньше. Может, поэтому ее так называют. Хотя на первый взгляд ничего там страшного нет. Ну, дымит, ну, воздух тяжелый. Но это на первый взгляд. Там скалы. А единственно возможный путь наверх охраняют хануры. Именно охраняют! Как засадники какие-то, — рассказывая, Машка почему-то начал злиться, — И самое дикое то, что убивают. Не ранят, не отгоняют, а тупо режут. У них же клыки выдвигаются, как у змей! И когти вытягиваются. Границу их владений перешел? Всё! «Прощайте скалистые горы». Будто там золота семь телег. И главное, никто не знает, где в очередной раз пройдет эта гребаная граница!

— Ты там был? — мне было жутко интересно.

Машка плюхнул щетку в ведро, взял сухую тряпку и начал вытирать коняшку.

— Был, — мрачно подтвердил он, — Но я хорошо бегаю. И прыгаю.

Я поверил. И ждал продолжения.

— Потому их и называют «стражи Нарака», — парень успокоился так же быстро, как и разозлился, — Их очень трудно убить. А если «страж» обученный, то… совсем трудно. Как их ловят и потом обучают, не знаю. Но обученный ханур это… круто, в общем. Если ему хозяин скажет убить — убьет. Ребенка, женщину, без разницы. Даже собрата убьет. Хозяину предан, до того, что скажи «сдохни» — сдохнет. Хозяину прощает все. Если хозяин отдаст его кому-нибудь — будет служить. Но, говорят, если хозяин погибнет или еще что-то, ханур запросто может убить человека, которому его передали. Каким-то способом они узнают, что настоящего хозяина уже нет. Правда, иногда признают нового. Но, как я слышал, такое еще большая редкость. Поэтому «стражей» не дарят.