Вячеслав Васильев - Двери в никуда (СИ)

— Может, пойдем прогуляемся вдоль бережка?

— Давай, — с готовностью согласился я.

Мы не торопясь двинулись вдоль зеркальной глади реки. Таня вдохнула полной грудью, и счастливо улыбнулась.

— Какая красота! Все вокруг такое нарядное, красно-желтое… Деревья на том берегу, как на параде выстроились. Знаешь, в городе ты говорил про сентябрь, но вот по-настоящему прочувствовала твои слова только здесь, где природа поближе и поменьше следов цивилизации.

— Да, — подтвердил я, любуясь умиротворённым лицом спутницы. И, задрав голову вверх, добавил: — И небо… Небо над головой. Глубокое… Бездонное… Настоящее. А не низкий искусственный потолок.

— Ты не любишь помещения? — поинтересовалась Таня, сорвав какую-то травинку, и задумчиво её жуя. Почему вдруг?…

— Не то, чтобы не люблю, — чуть скривил я губу. Знаешь… Человек большую часть жизни проводит в различных помещениях. Рождается в одном помещении, потом живет в другом помещении, покидая на короткое время его лишь для того, чтобы сходить в гости в другое помещение, пойти учиться в третье помещение, потом работать в очередном помещении… В общем почти всю жизнь в закрытом пространстве, где ничего настоящего. Только имитация… Имитация солнечного света, имитация ветра… Имитация дружбы, имитация любви, имитация счастья… А хочется настоящего. Настоящего солнца, настоящей речки, настоящего неба… Настоящей любви, наконец. И чтобы не изредка, а постоянно.

Таня немного помолчала.

— Сколько тебя знаю, ты не перестаёшь меня удивлять. Оказывается, ты ещё и романтик.

Я попытался отвести от себя эти тяжкие обвинения. В наше время престижнее быть голубым, чем романтиком. Голубые — это нормально, а романтики — люди не от мира сего, на которых смотрят, как на умалишенных.

— Да нет, это просто так что-то накатило… А так я такой же, как все…

— Не притворяйся, — сердито фыркнула Таня, останавливаясь. — Стой. Дальше не идём. Нельзя терять ребят из виду. Да и они должны нас видеть.

— И с чем связаны такие предосторожности? — поинтересовался я, радуясь про себя смене темы.

— Понимаешь… — Таня быстро нагнулась, на ходу подхватила с земли небольшой камушек, и, несильно размахнувшись, кинула его в воду. Булькнуло. По воде пошли расходящиеся круги, — Только что выяснилось, что на нас могут напасть. Не милиция, — предварила она мой уже готовый вырваться вопрос. Хотя и могут быть одеты в милицейскую форму. В общем… Ещё раз повторяю: Ты не обязан нам помогать и можешь уйти… Даже прямо сейчас. Но я… Я прошу тебя — останься. Помоги… Помоги мне. Я не хочу обманывать тебя — если ты останешься, то окажешься в опасности. В большой опасности. Возможно — в смертельной. Поэтому я тебя пойму, если ты прямо сейчас повернешься и уйдешь…

Таня остановилась, и, развернувшись, взглянула мне прямо в глаза. Вот он, момент истины. Я-то думал оттянуть решение до аэропорта. Хотя… Если положить руку на сердце, я не собирался отказываться от сделанного мне предложения. Однако, одно дело — за деньги рисковать свободой, и совсем другое — за бесплатно рисковать жизнью. Так не годится. На это мы не договаривались…

— Согласен.

Кто это сказал?! Неужели я? У меня что, крыша поехала? Похоже, что так… Но слово — не воробей. Надо держать…

— Таня просияла. Спасибо! Я всегда знала, что могу на тебя надеяться!

Да? Тогда она знает меня лучше, чем я знаю себя сам. Никогда не думал, что по доброй воле вляпаюсь в такое… Я обречённо вздохнул.

— Ладно, давай возвращаться, раз такое дело…

— Давай, — охотно согласилась Таня.

Когда мы вернулись к машине, костер уже догорал. Очень огонь должен был потухнуть, и тогда на раскалённых углях можно будет жарить шашлык. Вот только непонятно, зачем его жарить, если, как Таня говорит, в любой момент могут напасть? Надо готовиться к обороне, а я что-то ни у кого из присутствующих не вижу в руках никакого оружия. Единственными признаками настороженности является то, что Карл, сидя на бревне у костра, исподлобья быстро осматривает окрестности, и, похоже, тем же самым занимается Влад, сидящий напротив него на снятом с микроавтобуса сиденье. Ян валяется на земле под ивой, прикрыв глаза. Да… Это у них, наверное, называется, полной боевой готовностью.

Между тем Таня подвела меня к машине, стоящей с распахнутыми настежь дверями, залезла через боковую дверь внутрь, и, присев на корточки, начала ковыряться в большой сумке, которую я ей помогал вынести из квартиры уже, казалось бы, целую вечность назад.

Наконец она вытащила оттуда пистолет, и протянула его мне рукоятью вперёд.

— Вот. Если что — стреляй в любого, даже если он в милицейской форме.

— Повертев оружие в руках, я, сняв его с предохранителя, оттянул затвор. Вроде всё нормально. Отпустил затвор, и когда тот со щелчком дослал патрон в патронник, снова поставил пистолет на предохранитель.

- 'Макаров'… Из него можно стрелять в кого угодно с чистой совестью. Вероятность попадания стремится к нулю, — с сожалением произнёс я, — А получше ничего нет?

— Ты знаешь, я не очень разбираюсь в оружии. Пистолет от автомата отличаю, но не более того. А что, это плохая модель?

— Про него в армии ходят шутки, что он выдается офицеру только для того, чтобы тот мог в случае чего застрелиться. А для боя… Где-то процентов пять из тех, кто имел дело с 'Макаровым', утверждают, что это если и не самый лучший ствол, то, по крайней мере, не хуже других. Просто к нему надо приладиться. Я, увы, в эти пять процентов не вхожу.

Таня заглянула в сумку, и с сожалением сказала.

— Ты знаешь, тут есть еще три, но той же модели. Гранаты есть…

— Гранаты — это хорошо, если я буду лежать в окопе. Окапываться будем?

— Нет, — нервно передёрнула плечами Таня. Нам только окапываться сейчас не хватало…

— Тогда гранаты оставим в сумке. Что ещё?

— Куча патронов…

— Дай-ка я посмотрю. Так… Действительно, негусто. Ладно, я возьму две запасные обоймы, а коробки с патронами пусть пока тут полежат. Всё.

Выдав мне оружие, Таня первым делом направилась к Карлу и, забрав у него свою драгоценную сумку, отошла чуть в сторону от остальных. Поразмыслив, я переместился к ней поближе. В конце-концов, именно она попросила меня о помощи, значит именно её я и должен защищать. Я посмотрел на пистолет в своей руке. И как, интересно, я её буду защищать с помощью этой вундервафли? Разве что взять пистолет за ствол, и если враги подойдут совсем уж близко, молотить их рукоятью? Кстати, я тут единственный стою, пистолетом свечу. Остальные безоружны. По крайней мере, на первый взгляд. Значит, если будет стрельба, то я — главная мишень. Такие рассуждения мне не понравились, и я стал усиленно соображать, куда бы приткнуть пистолет, чтобы и его было не особо видно, и в масло не сильно выляпаться.