Сергей Комяков - Посредник

Подпись, число.

После вторжения в Москву диких казахов заседания секретного комитета зачистки проходили в центральном секторе. Это сектор по терминологии военных назывался зеленым и считался одним из самых безлопастных в столице. После Кремля и Сколково, конечно же.

Президент Жаров, поскрипывая новыми сапожками, — их на удачу подарил папа жены, вошел в просторный вестибюль. Здесь было немного холодно, на стенах еще сохранились следы разрядов энергооружия и копоть от пожаров.

«Тоскливо, — подумалось Президенту, — очень тоскливо. Как всегда. Наверное, здание такое мрачное . Аура у него такая и дух тяжелый».

Комитет зачистки был один из немногих органов, которые не подчинялись Президенту. Даже в Правительстве толком не знали, кому именно подчинен комитет зачистки. И подчиняется кому-то вообще.

Не знал этого и сам Жаров. Одно время он думал, что комитетом зачистки командует его тесть — бывший Великий Президент, потом считал, что комитет зачистки подчиняется министру обороны или спонсорам. Но потом пришел к выводу, что комитет зачистки существует сам по себе.

Задача комитета зачистки была проста — собирать информацию и обрабатывать ее, а потом на основе анализа и тайных пророчеств давать советы государственным деятелям великой России.

— Привет, — Президента неожиданно толкнул в бок Петренко. Как он подкрался Георгий Константинович не заметил.

— Привет, — мрачно откликнулся Жаров, — как дела.

— Как сажа бела, — сумничал Петренко и громко засмеялся.

— Прекрасно. Тогда пошли наверх.

Президент и Петренко степенно поднялись на второй этаж. Министр иностранных дел легко толкнул Жарова в бок:

— Смотри и Патриарх здесь.

— Патриарх? — с недоверием переспросил Жаров.

— Ага, — Петренко ткнул пальцем в крупную фигуру у противоположной стены.

Георгий Константинович сощурил свои близорукие глаза и свистнул:

— Так он уже три года никуда не выезжал. В крепости веры своей сидит. Из Донского монастыря ни ногой.

— В том —то, все и дело, — быстро отозвался Петренко, — кто бы мог подумать. И его дернули. Значит все очень серьезно. Патриарха за здорово живешь и не вытянешь. Здесь дело не миллиардное, а триллионное.

— Действительно, — медленно протянул Жаров, — серьезными деньгами запахло. Артистов звали? Патриарх любит плясунов.

— Что вы! Артистов нельзя, — возмутился Петренко, — среди артистов легко могли оказаться ренегаты, супостаты, лжефальсификаторы истории, оппортунисты, правые уклонисты и так называемые рок-музыканты.

— Не всех вычистили? — горько усмехнулся Жаров.

— Всех не переловишь. Они живучие, умело маскируются. Вот на прошлом корпоративе в нашем министерстве корейская стриптизерша как заорет: «Да здравствуют общечеловеческие ценности». Хорошо, что сразу пристрелили провокаторшу.

Жаров тяжело вздохнул. Терли ноги тестины удачливые сапоги, нудно ломило виски. Президента России знобило, ему становилось хуже и хуже.

Тем временем Президент и Петренко подошли к Патриарху. Владыка церкви стоял, широко расставив ноги в высоких блестящих сапогах. Кроме обычного боевого камуфляжа на гагачьем меху на нем была папаха серого каракуля, боевая портупея и скромный орден «Отечество» первой и единственной степени. В руках Патриарх держал золотой посох с острым концом, в который был вмонтирован парализатор.

— Владыка, — склонились одновременно Петренко и Жаров.

— О, — стремительно обернулся к ним Патриарх, — вот она надежа России. Пророки новой эры. Ее меч и защита. Ослябя и Пересвет. Во имя господа нашего! Аллилуйя нах!

— Владыка, — поинтересовался Жаров, — вам не кажется, что сегодня не лучший день для визитов?

— Кажется, кажется, сын мой, — сладко заявил Патриарх, — сегодня день противостояния добра и зла. День перелома, если победим гниду в себе, то жить будем вечно. И царствие божие на Земли узрим при жизни своей чудной. Но все зависит от нас. Сможет испытать свою становую душу — победим. А не сможем — сгинем во мраке мерзком без единого следа. Аллилуйя нах!

Жаров и Петренко понимающе переглянулись.

— А что Владыка, и вас спонсоры замучили? — съерничал министр иностранных дел, — от дел оторвали. Павлинов кормить не дают?

— Фу тебе, — громко прикрикнул на него Патриарх, — не ради выгоды церкви, а только ради Руси Святой я здесь. А вызван порывом души, но направлен перстом господа нашего принявшего смерть мученическую в снегах Голгофы. Покайся! Покайся упырь —атлантист за свои богомерзкие слова! Иначе не станет тебе выхода к свету! Если меркантильные интересы выше судьбы страны родной ставишь.

— Каюсь, уже осознал мерзость свою, — Петренко постучал пальцем по посоху церковника, — а это вам владыка зачем? Птичек кормить?

— Нерадивых учить, — и Патриарх автоматически замахнулся и собрался ударить Петренко по голове, но вовремя спохватился, — брысь нехристь с пластилиновой головой. Ой, уйди от силы моей извечной! Силы русской! Молись богу за чудесное спасение свое! А не имя его очерняй пакостными разговорами! Брысь! Во имя господа нашего!

Жаров сумрачно молчал, рассматривая все пребывавших и пребывавших чиновников государства российского.

Петренко не унимался. Он осторожно подергал за край вышитой золотом и стразами хламиды Патриарха:

— Так это все же золото? А стразы от Сваровски? От слова своровать? А батюшка?

— Убери руки говнюк, — угрожающе прорычал, Патриарх — грохнул бы тебя, да не хочу о паскудину мараться. И запомни, что вот за такие вопросы святого Василиса Кетарийского ослепили, а потом наказали в известное место. И зазубри, что батюшки объедки на паперти собирают. А я таким откатами рулю, что тебе щенок и не снилось. На живых деньгах сплю. А потому, я не батюшка, а владыка. Просек червь. Аллилуйя нах!

Петренко весело рассмеялся:

— Так — то так Владыка. Но и вас европейские деньги заели?

— Ты Петренко, не пацан, что ли? Не с улицы Ленинградской? — строго сказал Патриарх, — А вообще я, что хочу то и ворочу. На то я и есть Патриарх. Во имя господа нашего! Заткнись мудознатец! Аллилуйя нах!

В ответ Петренко церемонно поклонился, нечаянно толкнул Жаров и пошел в зал заседаний.

— А ты чего уставился на меня, — грозно спросил у Президента рассвирепевший не на шутку Патриарх.

— Владыка, — снова поклонился Георгий Константинович, — благослови. Благослови меня. Господи.

— Э, поклон спины не ломит, — употребил древнюю мудрость Патриарх, — ты чего хочешь то? Аллилуйя нах! Член, что-ли не стоит или секретарь не дает?

— Владыка, я ведь крещенный, — торопливо сказал Президент.

— А это и видно, — пропел Патриарх, — как оглашенный себя ведешь. Даже креста не носишь. От исповеди, сколько лет уклоняешься? А зачем у святой церкви отобрал откаты с продажи огненной воды и сигарет, запретил кокаином вразнос торговать? Или денег тебе, демократу, мало? Аллилуйя нах!