Сергей Комяков - Посредник

— Проверенная, — сказал, Виктор, — А наша цель только яростно атаковать. Кто хорошо воюет, тому и награды и поощрения. А кто плохо…

— Сам, в общем, понял, — добавил Акимыч.

— Так не все страшно, — добавил Виктор, — я в армии пять лет, Акимыч уже больше десятки протянул и ничего ползаем. Так что не волнуйся, держись с нами и тоже жив будешь. Некоторые в отставку даже выходят.

— И даже не инвалидами, — заулыбался пухлый Федька, — я сам видел.

Акимыч строго посмотрел на него.

— Правда, — сжался Федька, — из четвертой роты комиссовали старика. Ну того с пластиковым глазом.

— Ты дурак? — злобно сплюнул Акимыч, — у него ног не было. По самую жопу.

— Так, что с того, — визгливо возразил Федька, — руки ведь были. Значит не инвалид. Так нам в специальном классе говорили.

Получив по шее, Федька тихонько взвизгнул и заткнулся.

— А жить — то где, — поинтересовался Василий. Это вопрос мучил его с самого приезда на военную базу. Кроме периметра базы с вышками и въездными воротами, каптерки, оружейного склада и розовых туалетов, на территории базы не было строений. Только хаотично нарытые канавы и траншеи.

— Как где? — не понял Акушкина Виктор, — да на земле и спать. Переводишь обмундирование в специальный режим и спишь. Тепло и просто. Это же армия, здесь все просто.

— А как же казармы? — поинтересовался Вася.

— Казармы, — засмеялись Акимыч и Виктор, — казармы сгорели очень давно. Во время какого-то военного бунта. Без строений следить за военнослужащими легче. Поэтому казармы решили больше не строить.

— Ясно, — протянул Василий, — а канавы для чего.

— Для стока воды, — охотно пояснил Федька, но получив по шее от Виктора обиженно замолчал.

— Федька дурак. Лезет впереди всех. Герой, — сказал Виктор, — а в канавы стекает вода. Но это если снег и лед плавятся от термитных бомб, которые направляют враги. Только это редко бывает, не чаще нескольких раз в неделю.

— А учения есть?

— А зачем? — поинтересовался у Васи Акимыч, — все и так ясно и понятно. Никто не нуждается ни в агитации, ни в пропаганде, ни в учениях. Все это устарелые понятия. Сейчас все это отвергнуто, главное — осознание гражданского долга. Если солдат понимает суть священного долга перед Родиной, то они и так сможет воевать.

— Ага, — тихо произнес Виктор, — Солдату нужна жратва и оружие. А его цель одна — победа или героическая гибель за отечество. Гибель даже лучше. Если она героическая, конечно.

— Но героическую гибель должны сначала утвердить, — Акимыч стал серьезен, — это серьезное мероприятие. Телевизионщики приедут, начальство может собраться. В новости сюжет должен уйти вовремя. Да и героическая гибель имеет три степени: просто героическая гибель, подлинная героическая гибель и патриотическая героическая гибель.

— Увеличение рациона, только за патриотическую героическую гибель, — выкрикнул Федька.

Тут Виктор отвесил ему отменную пинчару. Федька кувырнулся на бок и свалился в канаву для воды.

— Кому увеличение рациона? — недоуменно поинтересовался Акушкин.

— Как кому? — Акимыч пожал плечами, — геройски погибшему.

— А ему-то зачем?

— Ты не думай, — отозвался Виктор, — здесь не дураки собрались. Увеличение рациона патриотически погибшему происходит за десять дней до его геройской гибели. При утверждении сценария гибели, конечно. Но не думай сразу героически погибнуть. Для простой героической гибели необходимо тридцать воинских подвигов, утвержденных командиром полка. А уж патриотическая героическая гибель это фантастика для простого солдата. Ее только блатным разрешают. И только перед большими государственными праздниками.

— Но это о героях, — Акимыч с носка врезал Федьке, высунувшегося из канавы, по носу, — а с предателями все проще. Кто струсил в расход, кого убили в расход, кто сдох в расход. Все просто. А семью в ВоенЛаг. У тебя, к стати семья есть?

— Нет, — ответил Акушкин.

— Значит, в стукачи будут вербовать, — походя, заметил Виктор, — неподконтролен ты для секретного комитета зачистки. Тебя сложно контролировать и стимулировать. А в армии все должно быть просто. Иначе никак.

— Да, все просто, — грустно согласился с Акимыч, — совершенно просто.

Вася растерянно потер глаза, а Виктор добавил:

— Одно плохо переписываться можно только офицерам, а солдатам рядовым почта не положена. Поэтому о нас ничего не знают. И мы ничего не знаем, кроме сводок росинформбюро.

— Лишняя привязанность развращает солдата, — меланхолично заметил Федька, он все-таки вылез через дальний край канавы и стирал грязь с лица, — а все свои силы, умения и навыки солдат должен тратить только на неуклонное овладение своей специальностью и подготовку к войне. Так поступают настоящие патриоты.

— Этому тебя тоже в школе выучили? — зло поинтересовался Виктор.

— Да, — Федька осмотрел окружающихся своими наивными глазами дебила, — у нас спецкласс был. Мы в нем учились. Целый год. Нас исправно готовили.

— И к чему вас в этом классе готовили? — как-то буднично осведомился Акимыч.

— Как к чему, конечно же, к войне.

— А как ты в это класс попал, — спросил Акушкин.

— Как? — не понял Федька, — сам записался.

— Ну и дурак, — сплюнул Виктор.

— Все мы дураки, — отозвался Акимыч, — и я дурак, что когда-то поверил судье, что служба в армии лучше воспитательного дома.

— И сколько тебе дали? — поинтересовался Виктор.

— Два года.

— За что? — тихо свистнул Василий Акушкин.

— На семь минут на работу опоздал. Пневмоавтобус по пути развалился. Его водителю пожизненное впаяли. За злобный саботаж. Там же на месте аварии. А пассажирам по несколько лет. За нарушение трудовой дисциплины и мгновенную потерю бдительности.

В нескольких метрах от них какие-то военнослужащие провели измазано грязью солдата с красным пером на шлеме. Солдат громко верещал:

— Так я не виноват, что боевые свинороботы опять вышли из под контроля…

— Шагай, — конвойные ткнули в спину говорившего.

— Так свинороботы, на этот раз сами сбежали. Они очень быстрые… Кто за ними уследит…

— Командир роты, — тихо заметил Акимыч, — опять с роботами не справился.

— Да, на скипидарную клизму его отвели, — лениво дополнил Виктор, — уже третью за сегодняшние боевые будни.

Петренко позвонил Уи На практические сразу. Сразу, как только прекратились видения, отошли судороги, и язык перестал присыхать к сухому небу.

Сначала министр иностранных дел несколько минут крутил в руках потертый телефон с единственным номером. Этот шаг переворачивал всю устоявшуюся жизнь Петренко. А этот телефон ложился на дороге жизни тяжелым, непереходимым шлагбаумом. Или открывал новые, радужные перспективы?