Ева Фёллер - Волшебная гондола [litres]

При обработке раны мне пригодились не только знания из курса первой помощи, но и то, чему я научилась у Матильды и Клариссы. Например, я знала, что мед способствует заживлению раны.

Я слегка смазала медом кусок льна, щедро плеснула сверху спиртного и приложила компресс к ране. Наконец, я занялась перевязкой. Это было трудно, потому что мне нужно было снова поднять Себастьяно. С помощью некоторых уговоров мне удалось заставить его принять полусидячее положение, хотя он требовал, чтобы я наконец дала ему поспать.

Многократно обматывая его тело бинтом, я неизбежно оказывалась довольно близко. Я пыталась сосредоточиться на перевязке, не обращая внимания на то, какая у него гладкая и загорелая кожа, какой мускулистый торс.

– Я сделаю узлы с обоих концов, – сказала я, скорее чтобы напомнить себе, что это чисто медицинская процедура.

– Ты и правда смелая, – пробормотал он.

– Я? Чушь. Я – полнейший трус. Видел бы ты меня, когда Альвис с мечом… – Я смолкла, потому что я ведь не хотела ему рассказывать эту часть истории.

Но Себастьяно все равно не расслышал.

– Что? – прошептал он, уже почти засыпая.

– Это было не так уж страшно, – соврала я. – Тассини появились вовремя.

Конечно, я хотела сказать «Тассельхоффы», но проклятый барьер исказил слова. Кроме того, монна Фаустина снова засела в засаде и все слышала. Что, кстати сказать, мешало мне задать Себастьяно все те вопросы, ответа на которые я еще не знала.

Впрочем, он все равно не мог много говорить. Он только произнес несколько едва различимых слов, из которых я уловила, что в следующий раз он одолеет Альвиса. А потом он снова заснул.

Я нерешительно разглядывала дощатый пол. Он выглядел очень твердым. И пыльным. Но что мне оставалось? В каком-то календаре я однажды прочитала пословицу: «Кто умеет спать на собственных локтях, как на подушке, тот знает, в чем настоящее блаженство». Кто это вообще придумал? Конфуций? В любом случае кто-то, кто был знаком с нуждой и немало о ней знал.

Из платка Доротеи и накидки Себастьяно я приготовила себе импровизированное ложе на скрипучих досках. Накидкой я укрылась. На мягкой шерсти еще остался запах Себастьяно, эта неопределенная и беспокоящая смесь запахов мужчины и приключений. Он помогал мне не думать о том, что у меня по-прежнему болит горло. Шел бы этот Альвис к черту!

Я прислушалась к мерному дыханию Себастьяно.

«Завтра будет уже другой день», – подумала я.

Мне снился удивительный сон, в котором мне было четыре года. Сидя в траве и срывая луговые цветы, я видела собственные маленькие руки и пухлые ножки. Мама перед этим набрала целую охапку синих цветков и сплела из них венок, который надела мне на голову.

– Ты принцесса, а это твоя корона, – с улыбкой сказала она.

Я тут же горячо захотела сделать еще больше корон. Тогда у меня будет запас, даже если потеряю какую-то из них. Но соединить цветки никак не получалось. Стебли ломались у меня в руках и топорщились, сопротивляясь моим попыткам сплести их. Я начала плакать, скорее от злости, чем от огорчения, но венок из цветков все равно не получался.

Сквозь пелену слез я увидела, как ко мне приближаются две фигуры. Сначала я подумала, что это мои родители, но затем увидела, что это пожилая женщина и пожилой мужчина. У женщины были седые волосы и испещренное морщинами лицо, а у мужчины один глаз был скрыт черной повязкой, как у пиратов в моем конструкторе «Playmobil» [22] Популярная немецкая марка конструкторов, в которой есть тематические наборы с различными персонажами. .

Оба остановились передо мной. От удивления и немного от стыда я перестала плакать и подняла взгляд на них.

– Думаю, это она, – сказал старик.

– Не знаю, – возразила женщина. – Она не кажется мне особенно смелой. Не видишь разве, как она ревет.

Это я не могла оставить без ответа. Я торопливо вытерла глаза руками. К сожалению, это оказалось ошибкой, потому что мои пальцы были перепачканы в цветочном соке. Должно быть, один из цветков оказался чем-то вроде лука, потому что мои глаза начали гореть огнем. Теперь слезы буквально лились ручьем, и я ничего не могла сделать.

Мужчина и женщина рассмеялись. Испуганная и смущенная, я перестала тереть глаза. Внезапно мне стало страшно. Я решила, что сейчас соберусь с силами, как можно незаметнее встану и быстро побегу к родителям. Они точно недалеко, я даже еще слышала, как мама разговаривает с папой.

– Вот хорошее место для пикника, – сказала она.

Я как раз вспомнила, что мне строго запрещалось разговаривать с незнакомцами. Незнакомцы – это все люди, которых я не знаю, а этого старика и эту старуху я никогда раньше не видела.

Я осторожно попробовала отодвинуться от них, отползая спиной вперед. Неожиданно старуха сделала шаг вперед и наклонилась надо мной.

– Не бойся, – сказала она.

Это оказало на меня совершенно противоположный эффект.

– Мне нельзя с вами разговаривать, – сказала я, по-настоящему перепугавшись.

– Анна? – крикнула мама.

– Мама! – проревела я изо всех сил. Внезапно я ощутила облегчение. Старуха ничего мне не сделает. Мама заберет меня и защитит от нее.

Старуха протянула руку и коснулась моей шеи. Ее палец был необычно костлявым и горячим, так что я вздрогнула и закричала.

Охнув, я вскочила и огляделась по сторонам. Я почти поверила, что сейчас увижу этих двоих рядом, хотя, конечно, здесь не было никого. Мне было не четыре, а семнадцать, и я лежала на твердом полу на чердаке в доме монны Фаустины. В паре шагов от меня спал Себастьяно. Я прислушалась к его ровному дыханию.

Что за безумный сон!

Но теперь мои мысли вернулись в прошлое, они искали, выискивали – и нашли. Это был не сон. Это случилось на самом деле!

В одно мгновение я вспомнила, что произошло. Стариком был Хосе, а старухой – Эсперанца. Теперь я поняла, почему оба казались мне такими знакомыми. Я уже однажды встречала их, в детстве, но совершенно об этом забыла.

Я закрыла глаза и вернулась мыслью в тот день, когда это случилось.

Я сидела в высокой траве, светило солнце, и чирикали птицы. У меня в ногах лежали сломанные цветы. Пальцы были зелеными, как трава вокруг.

Место на шее, до которого дотронулась старуха, горело так же сильно, как глаза. Было совсем не больно, только горячо, и пока я размышляла, стоит ли мне расплакаться по этому поводу, все уже прошло, и остался только слабый зуд.

– Теперь у тебя есть дар, – сказала старуха.

– Используй его во благо, – добавил одноглазый старик.

– Анна, где же ты? – позвала мама.

Оба удалились и скрылись за деревьями, а я сидела в оцепенении и не понимала, что вообще со мной только что произошло.