Ева Фёллер - Волшебная гондола [litres]

– Я думала, портал закрывается, если его увидит кто-то посторонний, – возразила я, вспомнив о том, как отчаянно мы с Бартом пытались запереть монаха в сакристии.

– Нет, если он достаточно сильный, – ее голос больше походил на шепот, и она побледнела еще сильнее.

– Ты спасла мне жизнь, – тихо сказала я.

– А ты мне.

В это мгновение я осознала, в каком отчаянии она должна была жить год за годом, разрываясь между страхом и надеждой. Якопо, вероятно, шантажировал ее, сказав, что она вернется в свое время, только если будет делать то, что он ей прикажет. Если бы я могла послать его к черту вместе с Альвисом!

Сначала я освободила от пут Мариетту, чтобы она могла позаботиться о Клариссе. В первой помощи она разбиралась лучше, чем я.

Затем я разрезала путы Себастьяно. Он выплюнул кляп и начал ругаться.

– Ты легкомысленная, сумасшедшая, непредсказуемая… – Потом он перестал возмущаться, обхватил меня и поцеловал.

Те, кто еще оставались связанными, невольно отреагировали на эту картину новыми стонами, и вместе мы поспешили освободить Тревизана, гондольера, а также Хосе и Барта.

При этом мы допустили ошибку, забыв о Доротее. Она пришла в себя последней – судя по всему, она упала со стула и ударилась головой. Как бы то ни было, у нее на лбу виднелась неплохая шишка, которой там раньше не было. Доротея непонимающе оглядывалась по сторонам.

– Где Альвис? Что вы с ним сделали? – Гнев и подозрения исказили ее милое лицо, когда она поднялась на ноги и взяла на изготовку ружье.

– Никому не двигаться! – крикнула она.

– Положи эту штуку, она может случайно выстрелить, – сказал Себастьяно.

Она прицелилась в него. То ли по неосторожности, то ли намеренно она нажала на спусковой крючок, и раздался оглушительный грохот. Пуля врезалась в стену на ладонь выше головы Себастьяно, проделав внушительную дыру в штукатурке. Дым заполнил комнату, и тут же по ней распространился омерзительный запах пороха и серы. Мне пришла в голову дурацкая мысль, что это, похоже, запоздалый салют по случаю отбытия Альвиса в ад.

Когда дым от пороха рассеялся, Мариетта вскрикнула от ужаса. Я проследила за ее взглядом и увидела, что Доротея лежит на полу, но прежде чем я успела понять, что это за красное пятно вокруг ее головы – ее роскошные волосы или все-таки кровь, Себастьяно заслонил ее и прижал мое лицо к своей груди.

– Не смотри туда.

– Теперь я по крайней мере знаю, для чего эти деревянные колышки и правда хороши, – сказала Мариетта. Ее слова прозвучали демонстративно холодно, но голос дрожал. – Точно в шею. Непостижимо. Ее отбросило прямо на острие. Как такое возможно?

– Ее сбила с ног отдача, – сказал Хосе. – С этим не шутят. – Он наклонился за желтым платком, который одиноко лежал на полу, и прикрыл им Доротею. – Нам нужно поскорее ее похоронить, чтобы никто не задавал глупых вопросов.

– Хоть бы она не вылезла из могилы с этим колом в шее и не превратилась в привидение, – добавил Бартоломео с ноткой сарказма.

Его слова почему-то прозвучали так, что мне показалось, будто я не в первый раз говорю на эту тему, но потом мимолетное ощущение исчезло под натиском безграничной усталости, от которой голова казалась пустой, а руки и ноги – тяжелыми.

Только краем сознания я различала, как мужчины совещаются о том, есть ли еще в доме сообщники Малипьеро, и из этого обсуждения я узнала, что Хосе убил в битве на мечах того лысого, который накинул мне мешок на голову. Потом на Хосе набросились еще два приспешника Малипьеро, приставили к его груди острия мечей, и поэтому Себастьяно и Бартоломео пришлось выдать себя.

– Эти трусы наверняка уже давно смылись, – сказал Хосе.

Но все-таки мужчины решили осторожно разведать обстановку. Гондольер вызвался в качестве подкрепления. С собой они забрали и бренные останки Доротеи. Я избегала смотреть на место, где она лежала.

Вместо этого я подошла к Тревизану, который все это время молча просидел в углу.

– Все в порядке? – спросила я.

Он молча кивнул. Несмотря на глубокие синяки под глазами и следы ушибов на лице, он по-прежнему производил впечатление независимого и опытного человека, что и делало его таким привлекательным.

Он некоторое время молча смотрел на меня, а потом сказал:

– Я не знаю, что здесь случилось и почему мы все как один внезапно потеряли сознание. Но в одном я не сомневаюсь: ты самая смелая девочка из всех, кого я встречал.

Я с огромным трудом подавила смех. Смелая! Если бы он знал, как близка я была к тому, чтобы наложить в штаны от страха! Или, точнее говоря, даже не в штаны, потому что женщины тут штанов не носили. Тем позорнее было бы, если бы это и правда со мной случилось. Во всяком случае, я и правда с трудом этого избежала.

– Вы спасли мне жизнь, – сказал Тревизан. – Если я могу исполнить какое-то ваше желание, только скажите.

– Вы уже исполнили мое желание, оставшись в живых, – и это была чистая правда. Тревизан был единственным человеком в Венеции, способным противостоять жутким решениям, которые принял Совет Десяти под влиянием Альвиса. Будущее станет таким, каким я его знала, и когда я в следующий раз вернусь в родное время, меня ждут не развалины, а мои родители.

Мариетта перевязала рану Клариссы, а вскоре вернулись мужчины.

– Можем отправляться в путь, – сказал Себастьяно.

Барт осторожно поднял Клариссу на руки. Она стиснула зубы от боли, но не издала ни звука.

– О чем ты только думала, – горько сказал он.

Она ничего ему не ответила, но они не отводили взглядов друг от друга, пока он нес ее к лодке.

Себастьяно, следом за ними двумя, вошел в красную гондолу и протянул мне руку, чтобы помочь. Хосе занял место на корме и вставил весло в уключину.

Тревизан сел в гондолу к Мариетте – они решили, что ее лодочник отвезет в город их обоих.

Красная гондола быстро тронулась с места. Хосе правил искусно и быстро. Всходило солнце. Его лучи отбрасывали на волнах волшебные блики, а ветер спутывал мои волосы, сдувая на лицо. Было еще холодно, но на этот раз я не мерзла, потому что меня обнимал Себастьяно.

Две недели до следующего поворота луны мы провели в доме Мариетты. Она отменила все праздники, не только потому, что хотела устроить себе отпуск, но и потому, что довольно сильно влюбилась в Тревизана. А он в нее. Я заметила, что между ними проскочила искра уже во время первой поездки в гондоле. До того дня они почти не знали друг друга, потому что Тревизан был не из тех людей, которые посещают дома куртизанок. Что касается отношений с женщинами, он вел одинокую жизнь, хотя обладал полной свободой после того, как овдовел два года назад. Очевидно, он долгое время был в трауре по своей жене. Но теперь он был готов влюбиться снова. Что и случилось мгновенно, как только он сел в одну гондолу с Мариеттой. Он ухаживал за ней по всем правилам, дарил ей маленькие подарки, приглашал ее поесть и говорил ей комплименты. Она явно витала в облаках весь день, а когда кто-то заводил речь о Тревизане, у нее тут же загорались глаза.