Анастасия Баталова - Чтобы желания сбывались

— Да не знаю, — процедил он сквозь зубы, не глядя на неё, — никак бы не повёл. Что я тут могу поделать? Приказать им не влюбляться в мою девушку? Никакому колдуну это не под силу…

— А как насчёт того, чтобы проклясть их? — спросила Кирочка с наигранной весёлостью, — по-моему, отличный способ избавиться от соперников. Щёлкнул разок пальцами — и на одного из них обрушился фонарный столб. Щёлкнул два — и другой, проломив асфальт, провалился в канализационную шахту точно в преисподнюю…

— К чему ты клонишь? — спросил Эрн, бледнея. Он осмелился взглянуть ей прямо в глаза. — Я не проклинал никого. И никогда не прокляну. Особенно по такой причине. Любой маг, даже самый тёмный, вздорный и невоспитанный, знает, что свобода чувств — это неприкосновенная область жизни человека, и если тебя не выбрали в любви, использовать магию — аморально.

Кирочка задумалась. Похоже, Крайст прав. И его предположение относительно невольного убийства Эрном Саша и остальных имеет больше оснований, чем её обвинения в сознательном использовании колдовства.

— Все они умерли после того, как провели со мной ночь, — сказала она жёстко.

Эрн сидел неподвижно, глаза его были опущены.

— Мне, наверное, нет необходимости слишком много распространяться об определённых тонкостях нашей службы, тем более о Правиле, это знают все, кто хоть когда-нибудь имел с нами дело… Ведь так?

Юный колдун кивнул. Было заметно, что разговор на эту тему доставляет ему сильный душевный дискомфорт.

— Я знаю… — Кирочка хотела было сказать «о твоих чувствах ко мне», но в последний момент решила, что это прозвучит слишком бестактно, и поправилась, — некоторые вещи трудно принять, Эрн, в особенности, если они не соответствуют нашим ожиданиям…

Она хотела ещё что-то присовокупить, но он отважно поднял на неё свои огромные фиалковые глаза и негромко воскликнул:

— Я ничего не могу поделать со своими чувствами! И, да, признаюсь, меня действительно бесит это ваше дурацкое Правило… Убил бы того, кто…

— Эрн! — Кирочка вздрогнула, — не говори так никогда! Ты же знаешь цену каждому своему слову. Слава Богу, что тот человек давно уже отошёл в мир иной… Без твоей помощи.

— Всё равно это вздорное правило, — сказал Эрн сердито.

— Послушай… Особое Подразделение существует уже несколько веков. И, поверь, за такой срок через него прошло немало людей, гораздо более мудрых, чем ты, и раз уж они когда-то пришли к выводу, что иначе нельзя, значит, мы вынуждены только покориться. Любая система формируется методом проб и ошибок, движений вперёд и назад, надстроек и разрушений. И если этот непростой выбор был однажды сделан и столь продолжительное время себя не дискредитировал, это означает только одно — он необходим…

— Профанация… Демагогия… — сказал Эрн вызывающим тоном, — жалкие попытки оправдать собственное распутство. Накапливающуюся энергию не обязательно стравливать именно этим способом. Её можно поднять выше, очистить, облагородить. Пустить на творчество, или ещё на какое-нибудь полезное дело. Вон, как монахи-отшельники. Воздержание нисколечко не вредно для организма. Просто все вы, инквизиторы, извращенцы.

— Что?! — Кирочка разозлилась, причём сильнее всего задело её именно слово «инквизиторы», — да ты хоть знаешь, о чём говоришь?

Эрн молчал, глядя на неё недобро сияющими глазами. Выводить его из себя, вообще говоря, было опасно для личного благополучия, в некоторых случаях даже для жизни, но… в должной степени рассердиться на любимую девушку, чтобы навлечь на неё более или менее серьёзные неприятности, довольно трудно, да и, скажем прямо, как-то не по-джентельменски. Поэтому, Кирочке, вероятно, сошла бы с рук даже пощёчина, или ещё что-нибудь в таком роде…

— У нас нет даже смертной казни для колдунов и ведьм, — продолжала она обиженно, — Её отменили больше пяти столетий назад. О какой инквизиции ты говоришь? Мы вас скорее защищаем, от вас же самих, да, да, чтобы вы не устраивали повсюду магические беспорядки и не сносили друг другу головы в ваших чумовых поединках… Кроме того, мы ограждаем простых граждан от излишней информации о безграничных возможностях тонкого мира… Не всем полезно это знать. И охраняем их покой от всевозможных проклятий, дурманов и вредного сглаза…

Эрн водил указательным пальцем по столу, повторяя ноготком причудливые узоры древесины.

— Я не проклинал никого, — сказал он, — Если это и вышло, то случайно. Я не могу до конца контролировать свою силу, она слишком велика, и в некоторых случаях мои прорвавшиеся негативные эмоции могут причинять разрушения… Так у всех.

— Просто у тебя это проявляется особенно ярко, — саркастически заметила Кира, — жил человек спокойно, не понравился чем-то тебе и помер. Так?

— Вроде того… — хмуро согласился Эрн.

— Но так же нельзя!? — возмущённо воскликнула Кира, хлопнув по столу ладонью, — рядом с тобой и я превращаюсь в пороховую бочку. Стоит, к примеру, случайному мужчине на меня как-нибудь не так с твоей точки зрения взглянуть, не говоря о том, чтобы дотронуться, и он уже покойник. Что мне теперь, монашкой жить?! — она выразительно сверкнула на него своими огромными антрацитовыми глазами.

В её вопросе и взгляде не было, да и не могло быть ничего, кроме гнева, но Эрн мгновенно покраснел, точно от неприличного намёка. Он опустил свои длинные ресницы-лепестки и ничего не отвечал, продолжая водить тонким пальчиком по столешнице так, будто это занятие невероятно его увлекало.

Кирочка смотрела и как будто видела мальчишку в первый раз. В треугольном просвете расстёгнутого рубашечного воротничка точно лепесток магнолии среди листвы виднелось то удивительно нежное даже у брутальных мужчин место, переход от основания шеи к груди; той весной Эрну минуло шестнадцать, он был влюблён, и в свете этого обстоятельства его очарование обретало для Кирочки вполне определённый смысл… Ведь если бы она не была офицером Особого Подразделения, а он — колдуном апокалиптической силы, и им довелось встретиться в другом месте и в другое время… всё могло бы сложиться иначе… гораздо проще.

Прежде такая мысль никогда не приходила Кирочке в голову, а теперь она ужаснула её. Эрн до этой поры казался ей ребёнком, она воспринимала его симпатию как нечто не вполне серьёзное, как игру, как невинное увлечение, и вынужденное признание того, что он способен испытывать те же чувства, какие испытывает взрослый мужчина по отношению к женщине, отозвалось отвращением в её душе.

— Так что же нам делать? — повторила Кирочка уже не так грозно; гнев сменился растерянностью, она искренне посочувствовала Эрну, ведь он ни в чём не виноват, это так естественно в его возрасте — влюбиться и ждать от любимой встречного порыва, мысленно требовать от неё верности и такого же сосредоточения на любви всех мечтаний, тревог, надежд, какое испытываешь сам…