Марина Ясинская - Сердце лётного камня [litres]

– Вздорные курицы! – кипятилась Ника по пути обратно. – Слепые идиотки! Посмотрела бы я на них, если бы это их схватил какой-то дикарь! Признак агрессии, вы подумайте! А ты чего молчишь? – набросилась она на юношу. – Неужели тебя это совсем не задевает? Это же несправедливо!

Ансель молча пожал плечами. Ника открыла было рот, чтобы возмутиться, но тут заметила, как ходят желваки у него на скулах. И поняла: конечно, его это задевает! И конечно, это несправедливо! Но он – джентльмен, а значит, ничего не может с этим поделать. По крайней мере, пока они живут в Арамантиде с ее порядками.

– Спасибо, – с чувством поблагодарила Ника. – Я испугалась, – честно призналась она. – Даже и не знала, что это так страшно, когда на тебя нападает кто-то настолько крупнее и мощнее тебя! Как же хорошо, что наши законы запрещают джентльменам применять силу! – выдохнула девушка. – Страшно представить, что бы они творили, если бы им позволили!

– Сила – это не обязательно разрушение или насилие, – негромко проговорил Ансель, мягко высвобождая свою ладонь из руки Ники. – Сила может быть созиданием и защитой. Сила – это ответственность перед тем, кто слабее. Проблема вовсе не в наличии силы, проблема в том, кто и как ее применяет.

Ника почувствала себя пристыженной. Минуту назад в ней говорили эмоции, но если успокоиться и подумать, то Ансель конечно же прав. То, что он сильнее, само по себе вовсе не означает, что он обязательно этой силой злоупотребит.

– Извини, – тихо попросила она.

Ансель резко остановился – так, словно налетел на стену. Ника недоуменно обернулась.

Юноша смотрел куда-то мимо нее, в вольер, где, судя по табличке, обитали степные волки. Впрочем, волков там не было видно. Зато по вольеру механически двигалась фигура в сером балахоне – это монкул подметал землю.

Ансель не просто смотрел на это существо, он так пристально, так внимательно в него всматривался, что Нику невольно пробила дрожь.

– Я их тоже не люблю, – призналась она. – Есть в монкулах что-то такое, от чего мне становится очень не по себе.

Юноша ее, похоже, даже не услышал; он не отводил взгляда от серой фигуры.

Ника снова вздрогнула, и холод ноября был здесь совершенно ни при чем. В воздухе словно сгущалось напряжение и грозило вот-вот прорваться. Только девушка не понимала чем.

И тут Ансель издал какой-то странный сдавленный звук и сделал несколько шагов прямо к вольеру.

– Мия? – неверяще спросил он.

Ника не сразу поняла, что он обращался к монкулу. А тот, разумеется, продолжал механическими движениями водить метлой по земле.

– Мия, – позвал Ансель, и в его голосе звучали мука и отчаяние. – Мия! – с надрывом повторил он.

И Ника поняла.

Она не знала, кем приходилась юноше эта неведомая Мия, но кем бы она ни была, узнать в монкуле близкого человека наверняка очень страшно.

– Ансель, – тихо позвала она, беря юношу за руку и осторожно потянув за собой. На них уже начинали оглядываться посетители. Не хватало еще, чтобы вдобавок к инциденту с владельцем завра добавился еще и этот. – Ансель, пойдем!

Тот не слышал. Он не сводил глаз с монкула.

– Мия… – снова произнес Ансель, но уже тихо и с обреченностью. Словно осознав, что монкул его не услышит. Не вспомнит. Не узнает…

А потом все-таки позволил Нике себя увести.

Ника не знала, где живет Ансель, а на ее вопросы он не отвечал, полностью уйдя в себя, и потому она привела его в их с Агатой комнаты, усадила в кресло возле маленькой чугунной печки на ножках, подкинула в нее дров – не потому, что собиралась что-то готовить, а для тепла, – и сунула юноше в руки бокал с горячим чаем.

Ансель сделал несколько глотков и наконец-то начал выходить из того глубокого безразличия, в котором пребывал всю дорогу от зоопарка.

– Кто такая Мия? – тихо спросила Ника.

– Моя девушка. Мы встречались, – коротко ответил Ан-сель и усмехнулся: как же скудны эти слова! Они не отражают и сотой доли всего того, кем и чем была для него Мия.

– И как же получилось, что она…

Ника замолчала, не зная, как сформулировать.

Ансель тяжело вздохнул.

– Не знаю. В прошлом году она уехала в столицу, чтобы стать авионерой, – сказал он и криво усмехнулся. – Выдержала экзамен и получила камень, но вскоре ее родителям пришло извещение из Министерства труда.

– И вы понятия не имеете, что случилось?..

– Ни малейшего. Не представляю, чтобы она оказалась способна на настолько серьезное преступление.

Ника в растерянности смотрела на Анселя. Обычно такой спокойный и уверенный в себе, сейчас юноша казался совершенно потерянным: он сгорбился в кресле, плечи и голова поникли.

Девушке стало его так жалко, так захотелось его утешить, сказать что-нибудь успокаивающее, погладить по голове… Но каким-то шестым чувством Ника поняла, что жалость Анселю не нужна. Что может сработать – так это конкретное предложение или практичное действие. И ей очень хотелось его найти.

– Если Мия стала авионерой, возможно, я могу поспрашивать о ней в летной школе, – предложила Ника. – Наверняка кто-нибудь что-нибудь знает и сможет рассказать. Это не изменит случившееся с ней, но ты хотя бы будешь знать… Ведь это лучше – знать? – спросила она.

– Да, – твердо ответил Ансель, поднимая голову. – Лучше знать.

Входная дверь с шумом распахнулась, стукнула по красочной афише, изображавшей стоящего на задних лапах тигра, и в комнату влетел рыжий вихрь энергии.

– Ника, это будет сенсация! – провозгласила Агата. – Ты себе даже не представляешь, что я сегодня узнала про монкулов!

Агата осеклась, увидев в их с Никой комнате Анселя и особенно – выражения лиц молодых людей.

– Что-то случилось?

Вивьен вся дрожала. Тайрек заметил это сразу же, едва она уселась в мобиль. Она стискивала руки в перчатках, словно стараясь унять дрожь, но та все равно пробивалась и охватывала все тело.

– Холодно? – участливо спросил Тайрек.

Вивьен не ответила, только прикусила нижнюю губу и уставилась в окно. Тайрек был готов поклясться, что, будь Вивьен одна, она бы расплакалась.

Что же она такого увидела и услышала на фабрике монкулов, что так ее проняло? Процедура обращения? Да, она была ей неприятна, но после нее Вивьен не выглядела такой подавленной. Значит, все дело в том, о чем они говорили с директрисой фабрики, пока Тайрек сидел на полу под дверьми кабинета. А говорили они, похоже, об обратной процедуре – о возвращении монкулам сознания.