Анна Сокол - Нечисть, нежить, нелюдь

Я чего-то не понимаю или вызов дасу — и есть этот источник? Как-то не так я представляла себе всеобщее счастье. Благодетель твой мэтр! Потомки его не забудут.

Я сжала и разжала кулак. Больно. Очень больно, но ладонь двигалась. Залом, сам того не понимая, оказал мне услугу. Боль заставляла кровь быстрее бежать по венам, прогоняя онемение.

— Что значат по сравнению с этим никчемные жизни крестьян? — Нож замер у моей скулы, чуть покалывая кожу. — Ничего они не значат! Но всегда найдутся жалостливые и поднимут вой. Как проказа выкосит, так на все воля Эола, а как магия, так чаровников на кол!

Она говорила и говорила, скорее всего оттого, что раньше ее никто не слушал. У нас кузнец тоже, как выпьет, его на откровения тянет, и все скабрезные. Вот и Лиску тянуло, хотя пьяна она была не от вина, а от осознания происходящего, от вседозволенности.

— Эта несчастная деревенька со всеми ее жителями не перевесит блага, что ожидают нас. Люди глупы и…

Воздух наполнился напряжением, оно было солоновато на вкус, сушило губы и заставляло волосы потрескивать. Эол ударил снова. Огненный язык лизнул землю, сквозь камень я ощутила ее вибрацию за миг до того, как грохот перевернул внутренности.

Рука Лиски дрогнула, острие прочертило на моей щеке тонкую обжигающую линию. Я чуть согнула руку в локте.

— Ты тоже глупа, он быстро в этом убедится, не обольщайся.

По тому, каким тоном было произнесено «он», я поняла, что рыжая имеет в виду как минимум самого Эола.

Земля дрожала, белая вспышка все еще стояла перед глазами, влажная серость возвращалась крайне неохотно.

Второй удар Эола. После третьего будет поздно. Кошка прижала уши и изготовилась к прыжку, ее мышцы дрожали, и я ощущала их дрожь как свою.

Ну где же Вит? Сам же говорил, что приход в наш мир дасу всегда сопровождает непогода, а уж не заметить два раза ударившую в одно и то же место молнию не смогли бы даже Михей с Рионом. Тогда где же они? Или… Мысль заставила замершее сердце забиться быстрее. Или уже некому замечать и приходить?

Где-то там этот «мэтр», ушедший то ли за жертвой, то ли за шилом, Залом, и, кажется, еще Теир.

Кошка раздраженно рыкнула. Правильно, не сейчас. Сейчас надо думать о себе.

— Ты сорвала нам второй ритуал. — Лезвие остановилось у глаза. — Я убивала и за меньшее.

Так себе признание. Пованивает, как по мне, гордиться тут особо нечем.

— Ты знаешь, ему, — она опять выделила слово голосом, — все равно — два глаза у тебя или один. — Она нажала на блестящее от дождя лезвие.

Острие вошло в кожу под глазом, боль ударила в голову, ослепила. Кошка прыгнула. Нет, не так. Кошка, обернувшись серой лентой, скользнула в руку, растворяя онемение и наполняя вялые мышцы силой. Все-таки Лиска что-то почувствовала, или ее зверь видел моего. Одна капля темной крови против другой. Она замешкалась. Всего на один удар сердца. Но мне хватило, я подняла тяжелую руку и вцепилась в лезвие, отводя его от лица.

Лиска взвизгнула, выворачивая клинок. Но я и не старалась его удержать. По ладони и лицу текла кровь. Серый зверь, что жил во мне, перетек из руки в позвоночник, посылая силу всему телу. Не знаю, на что это было похоже. На обливание холодной водой поутру, когда на тебя с размаху опрокидывают бадейку из колодца… Дыхание перехватило, я не могла даже кричать, воздуха не хватало…

— Ссссс, — едва не прикусила язык.

Девушка снова замахнулась. Я схватила ее за руку, приподнялась и смахнула воду и кровь с глаз. Снова громыхнуло, на этот раз в отдалении, как-то обиженно и ревниво. Обычный гром, вряд ли имеющий отношение к ритуалу.

Руки дрожали, тело все еще было ватным, но я с лихвой восполнила это злостью. Настоящим и молчаливым рычанием. Желанием причинить этой зеленоглазой такую же боль, как и она мне. Зачем ей два глаза? Вряд ли для «него» это имеет значение.

Я оттолкнула ее от себя, приподнимаясь с могильного камня.

— Залом! — закричала рыжая.

Мы с кошкой рычали. Она была готова драться даже с превосходящим по численности противником. Я не разделяла столь яростного стремления, но… момент для отступления и бегства казался очень уж неблагоприятным.

Мужчина, может, и был юродивым, но не был глухим. Он появился справа, вынырнул из пелены дождя и, схватив меня за волосы, опрокинул обратно на чужую могилу. Я выпустила руку Лиски, извернулась, а кошка… Кошка вцепилась мужчине в запястье. Вцепилась моими зубами.

Кто-то всхлипнул…

Солоноватый привкус крови во рту. Сердце стучало в ушах.

Залом не закричал, скорее удивился, насколько может удивиться такой, как он… Замахнулся и второй рукой ударил меня в лицо, разбил скулу. Я упала, стукнулась виском о камень, ноги и задница оказались на земле. Лиска еще что-то верещала, но из-за шума дождя было не разобрать что, или так сильно звенело у меня в голове…

Я упала и увидела ее. Босые ноги, перемазанные землей, льняная юбка, платок на плечах, волосы, обычно забранные в пучок, растрепались и повисли мокрыми прядями. Усталое лицо казалось постаревшим. Но, видимо, для ритуала внешность жертвы не имела значения.

— Пшшшш, — просипела я.

«Пелагея! — вот что это означало. И еще я хотела добавить: — Беги!» Но ничего не вышло, кроме шипения.

Женщина трясла головой и явно не понимала, где находится. В отличие от меня на нее отвар елики тратить не стали.

Залом дернулся и, зашипев от боли, схватился за бок. Схватился за появившуюся там рукоять смутно знакомого ножа. Зеленоглазая замолкла. Из серой хмари дождя выскочил Вит, такой же серый и такой же злой, лишь глаза горели алым.

— Кровь дасу! — взвизгнула Лиска, а я едва не рассмеялась. Какой музыкой прозвучали для меня эти слова!

Эол, как я была рада видеть его в эту минуту! Именно такого ужасного в своей нечеловечности!

Кровь дасу! Если бы могла, я бы сейчас бросилась ему на шею. Кошка замурчала, полностью разделяя мое желание. На что я там злилась? На то, что он мне шею сдавил и щеку облизал? Эол, какую только ерунду ты вкладываешь мне в голову…

Лиска замахнулась ножом. Какой неуклюжей она казалась по сравнению с кудесником, какой нелепой и злой. Что-то тонкое и хлесткое сорвалось с его пальцев и ударило девушку. Рыжая взвизгнула, на светлой коже предплечья расцвели алым две полосы. Она упала на соседний могильный камень, без таблички и без знака Эола. Ее зверь, ее ласка, верещала едва ли не громче хозяйки. Эол, я на самом деле это слышу?

Залом схватился за рукоять, вытащил нож и посмотрел на меня. Другой на его месте давно катался бы по земле и выл дурниной, этот продолжал смотреть пустыми глазами. Бабушка Сима рассказывала, что юродивый Ир тоже мог воткнуть в ладонь гвоздь, ходить и скалиться, а малышня в это время с визгом разбегалась. Боль существовала словно бы отдельно от него, так бывает, когда башка работает с перерывами.