Анна Сокол - Нечисть, нежить, нелюдь

И все же Дамир поколебался. Мне даже показалось, что сейчас он отстранится и снова обратит внимание на вирийца. Это было лишь мимолетное прикосновение…

Но учитель Риона уже ощутил вкус чужой силы, ощутил благодаря случаю и не смог остановиться, как не может поставить на стол кружку с самогоном пропащий пьяница в трактире.

Голод вытеснил все: мысли, доводы, разум. Он заменил их собой, заменил алчностью. Дамир не мог отказаться от силы, что была заключена в чужое тело. Его лицо снова заострилось, утратило всякое сходство с человеческим.

Эол, а ведь я считала его красивым! Этого зверя?

Пастырь попытался обернуться.

— Ты! — на этот раз демон взревел. — Невозможно. Ты отмечен. Уже отмечен. И ничто этого не отменит.

Михей бросился к упавшему на землю арбалету.

Кожа пастыря продолжала трескаться, обнажая грязь, что была внутри мертвого тела, которое еще ходило и говорило. Юноша, в которого вселился демон, исчез, рассыпался, как яичная скорлупа. Его сердце остановилось. У Фонтана стоял демон. Он шипел, как котелок на огне.

Все повторялось. Оболочка разрушилась, но сам демон был еще жив. А Дамир продолжал пить силу.

Пастырь взмахнул рукой-лапой. Последний удар, что вполне мог снести голову магу и еще двум-трем мужчинам, если бы они стояли рядом. Но время было упущено, учитель Риона просто выпил его. Осушил за миг до того, как был нанесен удар. Лапа рассыпалась. Демон превратился в темные хлопья сажи, которые исчезли, не долетев до земли.

Пастырь исчез на наших глазах. Демон… Новый пророк… или кем там он себя называл, куда собирался вести мир…

Спасибо, дойдем сами.

— Так зеркальные и побеждали дасу, — услышала я шепот седовласого мага. — Зеркальный вытягивает силу у кого угодно, вытягивает и становится сильнее. Непобедимый маг.

— И вечно голодный. Вечно жаждущий больше, — тихо прошептала я.

Фонтан запел в полную силу так же чисто, как и до вызова.

— Что ты натворил? — вдруг выкрикнул чаровник, что сидел на траве, один из помогавших Дамиру, а потом резво опустошавших желудок. — Ты убил его! Убил! У нас никого не осталось! Мы предали всех. Что ты натворил, Дамир? Ты же обещал нам… Он обещал… Мы должны были стать пророками нового мира! А теперь? Мы будем изгоями! Или мертвецами. Что ты натворил, Да…

Маг не договорил. Голод все еще терзал учителя Риона, превращал мага в зверя. Вряд ли он вообще слышал и понимал, что ему кричали. Вряд ли хотел понимать. Он хотел силы.

Зеркальные срываются. Всегда. И не могут остановиться.

Чаровник всхлипнул и попытался отползти от Дамира, торопливо и некрасиво. Но бывший действительный догнал его. Догнал, как догоняет нищий упавшее и покатившееся по земле яблоко.

Это уже был не голод, это была алчность, которая ослепляет и заставляет подбирать крошки даже после роскошного обеда.

Это мое будущее?

Я поняла, что сжимаю кулаки и рычу. Рычу от омерзения и несправедливости. От безысходности. Ленты, что сковывали Вита, сковывали и меня. Я ощущала их так же, как холод черной грязи, в которой он лежал. Но сейчас мне это было безразлично. Ужас от того, что я видела, вытеснил все остальное. Стало все равно, что чувствует чернокнижник, стало плевать на заклинание, на неподвижность. И как только я это осознала… Путы исчезли. Не те, настоящие, что спеленали вирийца, а их невидимое повторение, появившееся благодаря нашей связи. Мы были связаны… Но я — не Вит.

Я отряхнулась, словно зверь.

Учитель Риона полз за магом, чтобы коснуться. Теперь я знала, что было изображено на третьей фреске. Там изображена смерть. То, что я видела, не имело права на существование.

Дамир догнал мага и коснулся. На краткий миг на лице зеркального появилось удовлетворение, тут же сменившееся алчностью. Для него ничего не имело значения, ни друзья, ни враги, ни убеждения. Ничего. Только чужая сила. Он походил на умирающего от жажды.

Смотреть на это было неприятно. И стыдно, будто увидела нечто запретное. Чужие слабости всегда стыдны. А свои еще стыднее. Я не хотела глядеть, как Дамир пьет силу. Не хотела чувствовать зависть. Я была голодна и больше всего на свете хотела присоединиться к бывшему действительному.

Руки дернула боль, я посмотрела на Вита. Он смертельно устал. Устал так, что лечь и закрыть глаза казалось благом.

Маги разошлись в стороны, держа в руках артефакты. У них был один удар. Последний удар. Они нанесут его, но все равно проиграют. С этой поляны уйдет только один. Тот, кто все это придумал и осуществил. Не ради Тарии, не ради блага или мира во всем мире. А ради себя. Он хотел безграничной силы. Он ее получил. И теперь все, кто знают об этом, умрут. И союзники, и противники. Все. Даже Лиэсса умерла бы. Лиска, о которой он даже не спросил. Женщина, которая говорила о нем как о боге.

У зеркального нет ни друзей, ни семьи, ни близких, только тарелки с едой.

— Вот за это мы их убиваем, — едва слышно прошептал седовласый, ни к кому конкретно не обращаясь, и позвал: — Дамир, ты ведь знаешь, что мы должны сделать?

Над горизонтом показались первые лучи восходящего солнца. Они легли на наши лица пятнами света и пятнами тьмы. Учитель Риона встал, отряхнул руки. Они были в крови по локоть.

Седовласый чаровник что-то торопливо чертил на черной земле, второй — ногой расчищал место с другой стороны Фонтана. Удар с помощью артефактов…

— Нам нужно время. Минута, не больше, — сказал седовласый, торопливо рисуя в грязи знаки. Он не поворачивал головы, но говорил. Обращался ко мне. — Дайте нам эту минуту.

Вряд ли их волновали вирийский чернокнижник и оборванная девчонка. Их не волновал даже Михей и раненый лучник. Их не волновала затаившаяся в кустах притвора, готовая в любой момент ступить на дороги другого мира, но почему-то до сих пор не сделавшая этого. Что же Вит ей сказал? Что пообещал?

Им нужна минута. Всего минута.

Дамир сделал шаг к чернокнижнику, руки его дрожали от желания прикоснуться.

Михей ругался. Михей да я… Что мы можем?

— Дамир, — позвала я, едва соображая, что делаю и чего делать не должна. — Здесь есть блюдо повкуснее порченой крови.

В словах слышалась бравада. Отчаянная, жалкая, но все же. Я спрятала руки за спину, чтобы он не видел, как они дрожат. Насколько было бы проще, если бы Вит все же убил меня там, у трактира. Для всех проще. Особенно для меня. Иногда смерть — это благо.

Я снова вспомнила Оську-гончара. Нашла о ком думать на смертном одре. Но мысли, что я так тщательно прятала даже от самой себя, словно выпущенные из чулана мыши, разбежались в разные стороны.

Дамир посмотрел на меня, и тяжесть его взгляда едва не заставила пожалеть о сказанном. Тут и в самом деле было блюдо повкуснее чернокнижника. Например, зеркальный маг.