Джон Краули - Бесконечные Вещи

«Я желаю, — сказал Осел, — сбросить с себя форму, в которой нахожусь сейчас, и приобрести тело, более подходящее духу, живущему во мне. Ибо не могу я ходить в собрания людей в таком виде. Меня с презрением отринут или сожгут как демона. Опять сожгут».

«А почему, — спросил тогда рабби (на еврейском языке, который старик-секретарь перевел на немецкий для Осла и его товарищей), — ты пришел ко мне? Почему ты думаешь, что у меня есть лекарство для тебя?»

Посетители посмотрели один на другого; никто не хотел говорить первым, хотя все знали, почему сюда, почему он. Он был Махараль [248] , не только мудрый, но и добрый, и способный, благодаря своим знаниям и святости, совершать чудеса. Все знали, что однажды он сделал голема, фигуру, созданную из земли, похожую на мертвеца и на ту фигуру из грязи, которую впервые слепили Божьи пальцы; затем рабби при помощи молитв и других ритуалов, о которых мало кто знал и еще меньше осмелилось бы повторить, заставил голема зашевелиться, пробудиться, приподняться. Какое-то время тот сидел, роняя комья земли, покачиваясь и опираясь на локти, с изумлением глядя вокруг себя (или тогда он еще был неразумной глыбой, в которой сознания было не больше, чем в Uhrwerk [249] фигурках, которые выполняли приказы Императора, словно придворные и рыцари, но были всего лишь металлическими штырями и пружинами — тоже землей, верно?), и, наконец, встал на нетвердые земляные ноги — не очень хорошо получившиеся, хотя все равно поразительные, — готовый подчиняться приказам Махараля, и стоял, пока из его грязного рта (или уха, согласно другим отчетам) мудрец не вынул shem ha-meforash [250] , капсулу, содержавшую Имя, которое оживило голема, после чего огромная фигура рассыпалась, опять став комьями земли. Или — говорили другие — пока рабби не стер диакритический знак священного слова Правда, emet , написанного на лбу создания, превратив его в столь же священное слово met или Смерть [251] .

«Все это неправда, — сказал Махараль. — Такие вещи могут быть сделаны при помощи искусства, но обладающие истинным знанием держатся от них подальше. Вдавить свет в темноту, смешать чистое и нечистое? Те, кто занимаются этим, возможно, храбрые люди и, возможно, много знают, но пусть Всевышний, да будет он благословен, защитит меня от подражания им».

«Я не прошу вас делать то, что запрещено, — сказал Осел. — Только помогите мне понять, что я должен сделать, и я сделаю это сам. Я прошу то, что любой невежа может попросить у вас: наставления».

Рабби внимательно посмотрел на животное. Поскольку не запрещено, то, кажется, требуется; это будет мивца [252] — помочь любому существу в таком положении, в каком оно оказалось. Животное умоляюще глядело на него большими влажными глазами с длинными ресницами, и рабби неодолимо хотелось почесать ему голову.

И это тоже стало одной из тех историй, которые рассказывают о Махарале, по крайней мере в некоторых мирах; как он любил гулять по городу с ослом, который шел рядом с ним без повода или недоуздка и, как собака какого-нибудь аристократа, терпеливо стоял, глядя с собачьим вниманием на Махараля, который что-то по секрету говорил ему, хотя конечно (предположили наблюдатели) он говорил себе или для ушей Бога, ибо кто еще мог слышать его?

«У Торы шесть сотен тысяч лиц [253] , — сказал Махараль Ослу. — По одному для каждого еврея, жившего во времена Moshe rebiana [254] . Некоторые лица Торы обращены к нам, некоторые — от нас; те лица, которые отвернулись от нас, мы ищем благодаря Hokhmath ha-Tseruf или, как принято говорить, гематрии [255] ».

«Это и есть искусство менять форму и субстанцию предметов», — сказал Осел.

Рабби ничего не ответил, и Осел добавил: «Так я прочитал у древних авторов».

«Все существа во вселенной возникают благодаря действию двадцати двух букв, — сказал рабби. — Сочетая разные виды их, получаем 231 врат [256] . И через эти врата вошли войска и легионы предметов, имеющих имя, во все три царства: Мир, Год и Душу».

«Не предшествуют ли они словам Fiat lux [257] ?»

«Возможно, — ответил рабби. — Мидраш [258] рассказывает, что Всевышний, да будет он благословен, попросил помощников для создания мира, и Тора ответила: возьми эти двадцать два, из которых я состою».

Он говорил простыми словами, и не только потому, что говорил на чужом языке; он говорил знаменитому своей простотой животному, чьи копыта цокали по булыжникам рядом с ним и чьи длинные уши подергивались и стояли торчком, как будто искали мудрых слов.

«Но даже с их помощью, — продолжал рабби, — потребовалось несколько попыток, чтобы создать мир, способный поддерживать себя: ему предшествовали более ранние миры, которые приходили и уходили, как искры, сыплющиеся с молота кузнеца, ударяющего по лежащему на наковальне железу».

Осел даже заревел: мысль о Юпитере или Иегове, который трудится на бесконечной кузнице, уничтожает свою работу и начинает заново, очень хорошо подходила ему — как будто он сам об этом подумал.

Рабби (не обращая внимания на то, что его прервали) продолжал объяснять, что первые вселенные состояли целиком из его Силы и его строгой Справедливости; каждую из них было слишком трудно сохранить, и они уничтожали сами себя; только уравновешенный другими Его качествами: Мудростью, Материнством и Супружеством, мир сумел остаться в живых и продолжает существовать в том месте, куда был призван.

«Но даже сейчас творение не завершено, — сказал рабби. — Сказано, что этот мир растет через последовательность Лет или shemitah [259] , каждая из которых отличается от другой. Нынешняя shemitah является эманацией сфиры Гвура, суровой силы правосудия, то есть левой руки Всевышнего. Это любой может увидеть. А раз так, предыдущая эпоха вышла из сфиры Хесед, нежной Любви-доброты [260] ».

«А эпоха, которая грядет?» — спросил Осел.

«Рахамим [261] : Красота, Сочувствие, Милосердие».

На мгновение он остановился и опустил голову; так же поступил и Осел рядом с ним: как будто и он ждал этого века, до рассвета которого еще так далеко.

«Каждый Год, — сказал рабби, — длится семь тысяч обычных лет, и в конце каждого из них все вещи начинаются заново, но по-другому».

«Все вещи?»

«Некоторые говорят, что в прошлой shemitah даже Тора не содержала в себе тех возможностей, которые содержит сейчас, и shemitah , которая грядет, тоже не будет их содержать, но будет содержать другие, которых сейчас нет. Есть и такие, которые считают, что в Торе этой эпохи нет одной буквы — ее обнаружат только в следующую. Это открытие должно изменить все, хотя и немного».

«А, — сказал Осел, — значит, должно».

«Другие говорят, что некоторые несчастные души, сформировавшиеся еще в прошлом Году, продолжают существовать в нынешнем и бродят по свету, всегда неудовлетворенные, нигде не чувствующие себя дома и не знающие почему».