Александра Лисина - Ходок

— Рыжий, кинь мне палку! — вдруг рявкнула в сторону. — Живо! Самую толстую, что увидишь!

Грамарец страшновато захрипел.

— Быстрее, улитка! Я его долго не удержу!

Лакр наконец очнулся от ступора и поспешно швырнул первое, что попалось под руку, — приближаться к этому взбесившемуся чудовищу у него не возникло абсолютно никакого желания. Как с ним Белик справляется — уму непостижимо! Силища-то у Курша немереная! Вон как рвется! Чуть жилы наружу не вылезают! Мышцы — как канаты, а уж если заденет когтем — все, порвет надвое, и даже вякнуть не успеешь! Правильно пацан под него забрался — там не достанет! Но ох, как же ему, должно быть, сейчас тяжело!

Под крепкими зубами Курша толстая коряга жалобно хрустнула и развалилась на две части. В тот же миг Белка сочно выругалась и вдруг, к искреннему ужасу братьев, сунула в бешено щелкающую пасть левую руку. Глубоко, до самого локтя. Почти сразу мощные челюсти с отвратительным звуком захлопнулись, но Гончая надавила еще сильнее, настойчиво продвигая руку дальше, за самые последние зубы, чтобы грамарец не смог ни открыть, ни закрыть пасть. А потом прижала его еще теснее, надежно зафиксировала и второй рукой со всей силы ударила. Быстро, точно и без всякой жалости. В крохотную точку под левым ухом.

Курш содрогнулся всем телом и обмяк.

— Ты что делаешь?! — гаркнул издалека прибежавший на шум Стрегон.

Но Белка не обратила внимания. Торопливо высвободив предплечье, выбралась из-под обмякшей туши, поспешно раскрыла страшную пасть и почти сразу горестно застонала:

— Нет! Только не сейчас!

— Белик!

— Не лезьте! — рявкнула Гончая, заметив, как они дернулись навстречу. — Лоскуты сюда несите! Все, что найдете! Рыжий! Возьми мой мешок! Живее! Достань оттуда пару листиков в форме сердца и дай мне! А потом найди серебряную фляжку и намочи хотя бы пару лоскутов! Эй! Кто там еще? Сбегайте за холодной водой! Да скорее же! И не подходите к нему! Ради всего святого, не приближайтесь!

Она даже не стала оборачиваться и проверять, дошло ли до них или нет: время было слишком дорого. Просто выхватила из-за пазухи один из своих ножей, которые долго и верно служили ей много лет. Мысленно попрощалась с благородным металлом. Затем раскрыла почерневшую пасть Курша еще шире и, зафиксировав ее второй рукой, без замаха ударила в верхнее небо. Как раз туда, где так неожиданно, не вовремя и, главное, быстро появились вторые, острые, опасно загнутые и сочащиеся желтыми капельками зубы.

Лакр только ахнул, поняв, отчего заячья тушка не могла оттуда упасть — эти жутковатые клыки прошили ее насквозь и просто не могли отпустить, потому что, как у змей, росли внутрь! Но Белка хорошо знала, что делала, когда стремительным движением обвела быстро тускнеющим клинком сперва один клык, потом второй, а затем резко, игнорируя раздавшийся хруст, вырвала оба. Горестно застонала снова, когда из ран щедрым потоком хлынула кровь. Выбросила подальше и нож, и ядовитые зубы, сдернула с правой руки перчатку, которая уже начала дымиться. Отшвырнула следом почерневшую шкурку, оставшуюся от бедного зайца, и нетерпеливо обернулась к Лакру.

— Вот, — протянул он то, что просили.

— Молодец! Теперь брысь отсюда! — Белка выхватила сразу оба листка, запихала в рот, разжевала, чувствуя, как дрожит оглушенный Курш и как стремительно утекают драгоценные секунды. Так же поспешно выплюнула, сунула два влажных комочка в раны и плотно прижала. — Где вода?! Лоскуты несите! Зубы не трогать — без рук останетесь! Да скорее же!

Стрегон швырнул целый ворох лоскутов, которые недавно были чьей-то запасной сорочкой. Ничего не понимающий Ивер поставил на землю наполненный до краев котелок с ледяной водой из ключа. Брон помчался за вторым, когда первый без промедления был выплеснут в почерневшую, словно дымящуюся пасть Курша. А Белка тем временем остервенело отчищала ее от крови, грязи, шерсти и попавшего на язык яда, от которого несчастному полукровке было так больно.

— Иррадэ! Трэнш! Аллале! Эллирэ! Диаре воррак терге! — в отчаянии шептала она, отбрасывая в сторону один дымящийся лоскут за другим. — Почему так рано?! Почему сегодня? Что я упустил? Куршик… маленький мой… держись, мой хороший, только держись…

Лакр опасливо отпрыгнул, когда увидел огромные дыры на некогда целых лоскутах — непонятный яд разъедал ткань прямо на глазах! От зайца вообще остались одни уши! Перчатка Белика почти растворилась! Гномий клинок потемнел и начал подозрительно крошиться… святые небеса! Да что за зубы у этого чудовища?!

Белка тихонько застонала:

— Курш, да как же ты не почувствовал? Почему не позвал?

Наконец она прерывисто вздохнула и осторожно заглянула ему в пасть, но кровотечение уже остановилось. Залепленные эльфийским мхом раны хоть и не закрылись до конца, но все же было видно, что вторые зубы она вырезала полностью, вместе с ядовитыми железами, которые так не вовремя заработали. Щеки и десны немного посветлели, сам Курш задышал ровнее, но язык оставался сухим, а в глотке вообще творилось что-то непонятное.

— Неужто проглотил?! — с дрожью прошептала Белка, обшаривая рукой воспаленное и буквально сожженное горло. — Тебе же нельзя, ты не Карраш, ты слишком чувствительный… а у меня с собой даже «нектара» [22] «Нектар» — вещество, выделяемое хмерами. Исцеляет любые раны. нет!

Наемники внутренне содрогнулись, представив, что может натворить в кишках даже капля яда, от которого за пару минут растворялись кости и хваленая гномья сталь. Не зря пацан с таким отчаянием зажмурился и прижимался лбом к неподвижной морде. Не зря до хруста стиснул кулаки. Не зря так согнулся от боли… если уж он руку не пожалел ради того, чтобы помочь, значит, и правда безумно привязан к своему скакуну.

— Перевязать бы надо, — нерешительно напомнил ей о ранах Лакр. — Белик? Это ж яд, верно?

— Нет! — вдруг твердо сказала она и решительно поднялась. — Тащите сюда все веревки, какие найдете! Что угодно — поводья, подпруги, канаты, собственные ремни… все, что есть, хоть стальные цепи. Курша надо привязать, иначе может сорваться, когда придет в себя.

— Зачем? — не понял Лакр.

Белка молча показала ему левую руку, на рукаве зияло два ряда прорех, оставленных острыми зубами грамарца. Ланниец вздрогнул, сообразив, что там ни одной целой косточки не должно было остаться, а потом вздрогнул снова, потому что вспомнил ее слова насчет крови хозяина. После чего спал с лица, весьма слабо представляя себе, во что может превратиться обезумевший скакун, если они и сейчас не знали, что с ним делать.

— Быстрее, — сухо поторопила Белка и, ухватив недвижимого скакуна за ноги, медленно подтащила к деревьям.