Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2 [litres]

– Ни за что! – отрезала его жена.

– Она нападет снова.

– Сама знаю, болван! Думаешь, я не заглядывала в душу Фейд – в эту клыкастую пасть? Послушай, есть одно решение…

– Ну да, шею ей свернуть…

– Мы оставим их здесь. На острове – завтра мы отплывем без них. Вифал… муж мой…

– А когда она оклемается – такие твари очень живучи, – она снова возьмет свой треклятый кинжал и поступит с Нимандром так, как хотела поступить с тобой. Он спас тебе жизнь, и я его не оставлю…

– Она его не убьет, – возразила Сандалат. – Ты не понимаешь. Она не сможет – без него она останется совсем одна, а такого она уже не переживет – рехнется от одиночества…

– Рехнется, вот именно, рехнется достаточно для того, чтобы вонзить кинжал в Нимандра, который ее предал.

– Нет!

– Жена, почему ты так уверена? Твоя вера в то, что ты можешь прочесть душу этой извращенки, настолько сильна? Что ты способна оставить ее рядом с Нимандром?

– Муж мой, у нее сломаны руки.

– Сломанные руки можно исцелить. Кинжал в глазнице нельзя.

– Она до него не дотронется.

– Санд…

Нимандр наконец открыл рот:

– Она до меня не дотронется.

Вифал впился в него взглядом.

– И ты туда же?

– Оставьте нас здесь, – проговорил Нимандр и поморщился от звука собственного голоса. Такой слабый, никуда не годный. Он не Аномандр Рейк. Не Силкас Руин. Андарист, поверивший, что он способен повести за собой остальных, ошибся. – Мы не можем плыть с вами. Вместе с «Силандой». Мы больше не можем видеть этот корабль. Заберите его с собой, умоляю, заберите их !

О нет, эта комната сегодня ночью слышала слишком много криков. В дверь снова заколотили, все громче и громче.

Сандалат повернулась, и, накинув халат, – Нимандр внезапно осознал, что она все это время была нага, – женщина столь статная, женское тело, рожавшее детей, тело, о каких грезят юнцы. Но найдутся ли жены, матери, возлюбленные… для таких, как я? Остановись, она мертва – запахнув халат, Сандалат подошла к двери, быстро откинула защелку и выскользнула наружу, закрыв дверь за собой. Из-за нее сразу послышался гул голосов.

Вифал смотрел на Фейд – та уже перестала кашлять, взвизгивать от боли, припадочно всхлипывать.

– Тебе не в чем будет себя винить, Нимандр.

О чем это он?

Вифал нагнулся и ухватил Фейд за плечи. Она негромко пискнула.

– Не надо, – сказал Нимандр.

– Тебе не в чем себя винить.

– Она уйдет от тебя, Вифал. Если ты это сделаешь, она от тебя уйдет.

Он уставился на Нимандра, потом опять швырнул Фейд на пол.

– Ты меня еще не знаешь, Нимандр. Может статься, и она тоже не знает – во всяком случае, в отношении того, что я готов ради нее сделать. Да и, – добавил он, оскалившись, – ради тебя тоже.

Нимандр, который подумал было, что его слова остановили Вифала, заставили того изменить свое намерение, оказался совершенно не готов к тому, что произойдет. Так что он просто стоял и смотрел – а Вифал схватил Фейд в охапку и, метнувшись через комнату с такой легкостью, словно в руках у него был лишь мешок съедобных клубней, вышвырнул ее в окно.

Толстое, пузыристое стекло рассыпалось с резким звоном, и тело – руки бессильно мотаются, ноги обнажены – исчезло в завывающей ночи, сразу залившей комнату ледяным дождем, мелькнули лишь тонкие ступни.

Вифал, которому ветер ударил прямо в лицо, отступил на шаг, потом повернулся к Нимандру.

– Я собираюсь солгать, – проговорил он хрипло. – Эта сумасшедшая вскочила и бросилась прямо сквозь стекло – ты меня понял?

Дверь распахнулась, в комнату ворвалась Сандалат, следом за ней – помощница адъюнкта Лостара Йил, жрец Банашар – а дальше внутрь стали проталкиваться другие тисте анди, с глазами, круглыми от ужаса и непонимания, – и Нимандр незаметно попытался с ними смешаться, шаг, другой…

Его дернули за плечо, и он оказался лицом к лицу с Сандалат.

Вифал что-то говорил. Таким голосом, словно до конца не поверил в происшедшее. И сам себя пытается убедить.

Однако она смотрела Нимандру прямо в глаза:

– Это правда? Нимандр? Это правда?

Что правда? Ах да, что она выбросилась в окно.

На улице внизу раздались крики, но их заглушал вой ветра и хлещущий дождь. Лостара Йил подошла поближе к подоконнику и выглянула наружу. Через мгновение она шагнула обратно и развернулась, лицо ее было мрачным:

– Шея сломана. Мне очень жаль, Сандалат. Однако у меня есть вопросы…

Мать, жена, возлюбленная Вифала все еще смотрела ему прямо в глаза – он видел в этом взгляде, как из темных, наполненных страхом закоулков ее души поднимается чувство огромной потери, поднимается, готовое пожрать ее любовь к мужу – который стоял рядом с невинным лицом. И он понял, что, если даст неправильный ответ, еще две жизни будут разрушены. Это правда? Она выбросилась в окно? Правда, что она… умерла?

Нимандр кивнул и сказал:

– Да.

Другая мертвая женщина завопила у него внутри черепа, так что он едва устоял на ногах. Мертвые глаза, пожирающие всю любовь без остатка.

«Ты солгал, Нимандр!»

Да. Чтобы спасти Вифала. Чтобы спасти Сандалат Друкорлат…

«Чтобы себя спасти!»

Да.

«Любовь моя, что с тобой сталось!»

Я слышал звук вращающейся цепочки. Данное шепотом обещание – понимаешь, мы должны остаться здесь. Мы должны. Андарист избрал меня. Он знал, что умрет. Он знал, что не придут ни Аномандр Рейк, ни Силкас Руин, никто из великих родичей времен нашей славы – никто не придет, чтобы нас спасти, чтобы о нас позаботиться. Остался лишь я.

Любовь моя, вести других за собой – тяжкое бремя. Древние герои с ясными глазами тоже его несли.

Взгляни в мои глаза, любовь моя. Видишь мое бремя? Как у древнего героя…

Сандалат снова протянула к нему обе руки, свои длиннопалые ладони. Не чтобы взять в них его лицо, но чтобы вытереть дождевые капли, струящиеся по щекам.

Мои ясные глаза.

Мы останемся здесь, на этом острове, – мы поднимем наш взгляд на шайхов, увидим в них едва заметные следы крови тисте анди и вызволим их из варварства, которое исказило их память.

Мы покажем им берег. Истинный берег.

Бремя, любовь моя. Оно означает – жить, когда те, кого любишь, умирают.

Сандалат, по-прежнему не обращая внимания на расспросы Лостары Йил, отступила, повернулась и упала в объятия мужа.

А Вифал поднял глаза на Нимандра.

Снаружи яростно взвыл ветер.

Да, любовь моя, ты сама все видишь в его глазах. Посмотри, что я сделал с Вифалом. Потому, что сам не справился.

Ночная гроза до блеска отмыла город, он выглядел, будто только что из чистки, и поэтому почти не вызывал отвращения. Йан Товис, Сумрак, стояла на пирсе и смотрела, как чужие суда выходят из гавани. Рядом с ней стоял сводный брат, Йедан Дерриг, Смотритель.