Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2 [litres]

Она уставилась на него и закричала.

Финадд попытался встать на ноги, но что-то было не так. Ноги не слушались, а спину вдруг начало жечь огнем – кто-то ее поджег – но зачем? Обжигающий жар распространился и вниз, невзирая на странное онемение, а затылок, похоже, был мокрым.

Собрав в кулак всю свою волю, он поднял руку, поднес ладонь к затылку.

И обнаружил, что черепа нет.

Дрожащие пальцы ткнулись во что-то мягкое – и жгучая боль в спине исчезла.

Все еще можно исправить, обрадовался он, и ткнул пальцами еще глубже.

Это его убило.

Когда Скрипач повел свой взвод в демонстративное отступление, а пятьдесят или шестьдесят летерийцев устремились следом, Геслер поднял руку, в которой была «горелка». Ну да, есть варианты поаккуратней, но уж очень их тут много, разве нет?

Скрипач и морпехи добежали до переулка и рванули внутрь.

Толпа летерийцев тоже оказалась у входа в переулок, началась давка.

Полетели боеприпасы, и вся улица превратилась в огромный костер.

Как только их окатила волна горячего воздуха, Геслер, не тратя ни мгновения, развернулся и толкнул Урагана вперед, чтобы тот возглавил отступление.

Бежим, и бежим изо всех сил.

Добежав до соседней улицы, они свернули направо и обогнули огороженный гарнизон. Исходя из того, что Скрипач и его солдаты делают сейчас то же самое с противоположной стороны. Миновали еще несколько переулков – теперь они были на эти несколько переулков ближе к дворцу.

– У нас золото, чтоб тебя!

– У всех золото, – так же лаконично откликнулся бармен.

Хеллиан яростно уставилась на него:

– Это еще что за акцент?

– Это правильный акцент для торгового наречия, так что по крайней мере один из нас говорит как образованная личность, а это уже кое-что.

– Я тебе сейчас покажу кое-что! – Она потянула меч из ножен у своего капрала, толкнула того как следует в грудь, чтобы высвободить оружие, и шарахнула эфесом о стойку. От удара меч вырвался из руки, лезвие чиркнуло Хеллиан по правому уху. Выругавшись, она схватилась за ухо и обнаружила, что вся рука в крови. – Вот смотри, до чего ты меня довел!

– А еще я вас довел до того, чтобы вторгнуться в империю, и сюда, в город, и…

– Да не корчь ты из себя идиота, тоже мне, важная шишка. Это все из-за крылатых обезьян!

Худое длинное лицо бармена чуть изогнулось – это он задрал одну бровь.

Хеллиан обернулась к капралу:

– Что это у тебя за меч, болван ты эдакий? Которым ничего правильно не сделаешь, вот что у тебя за меч!

– Да, сержант!

– Простите, сержант!

– Все эти твои «да» и «простите» мне давно уши режут, капрал. Забери уже свой меч с моих глаз долой!

– Вы это нарочно так сказали, сержант? – спросил ее один из солдат.

– Что? Это ты еще о чем, Нескор?

– Меня зовут…

– Я тебе только что сказала, как тебя зовут!

– Ни о чем, сержант. Я ничего такого в виду не имел.

Бармен прочистил глотку.

– Если вы уже закончили препираться между собой, не будете ли столь любезны покинуть помещение. Я уже объяснил, что спиртного в таверне нет…

– Таверны не затем, чтобы не было спиртного, – возразила Хеллиан.

– Я не уверен, что вы верно выразились…

– Капрал, ты слышал?

– Да!

– Так точно!

– Отлично. Подвесь-ка этого идиота. За ноздри. Вот на этой балке.

– Прямо за ноздри, сержант?

– Это опять ты, Носопыр?

Хеллиан с улыбкой следила за тем, как капрал всеми четырьмя руками заграбастал бармена и поволок через стойку. Тот неожиданно утратил весь свой лаконизм. Пытаясь оторвать от себя держащие его руки, он начал торопливо выкрикивать:

– Подождите! Да подождите же!

Все застыли.

– В погребе, – выдохнул бармен.

– Покажи моему капралу, куда идти, и без шуточек, – приказала ему Хеллиан, которая сразу почувствовала себя очень довольной, вот только с уха капало, но и ладно, если кто-нибудь из солдат перестанет подчиняться, она ухо расковыряет и всего его кровью зальет, а это ему вряд ли понравится, так что пусть лучше слушаются и делают, что она от них хочет, «то есть охраняют вход»!

– Сержант?

– Ты что, не слышал – охранять вход, чтоб никто нам не помешал!

– А от кого именно охранять? – уточнил Кривонос. – Не похоже, чтобы кто-нибудь…

– Да от капитана же! Она от нас вряд ли так просто отвяжется, так ее!

Воспоминания, как наконец понял Икарий, связаны друг с другом. Они вовсе не хранятся в отдельных уголках сознания за высокими стенами. Скорее они похожи на ветви дерева, или даже на обширный мозаичный пол, куда можно направлять лампу, подсвечивая то один, то другой участок. Однако, и это он тоже понимал, другим это пятно света кажется ярким и широким, заключает в себе большую часть жизни, и пусть некоторые детали видны неясно, а сцены со временем делаются размытыми и не столь определенными, пятно все равно представляет собой единое целое. Из этого-то и происходит осознание себя как личности.

Которого у него нет и, вероятно, никогда не было. А он, охваченный этим незнанием, уязвим, словно ребенок. Им можно пользоваться, более того, злоупотреблять. Многие так и поступали, поскольку в Икарии была сила, и даже слишком много силы.

Но теперь этой эксплуатации настает конец. Все попытки Таралака Вида его к чему-то склонить звучали лишь как шум отдаленного ветра, дуновения которого его не касаются. Грал будет последним из спутников Икария.

Он стоял посреди улицы и всеми своими чувствами ощущал, что место это ему знакомо, что за скромным серым участком мозаики что-то кроется. И яркий свет вот-вот вспыхнет. Время будет отмеряться с этого мига и до самого отдаленного будущего. Жизнь начнется снова, и уже без риска потерять себя.

Здесь потрудились мои руки. В этом городе. Под этим городом.

Теперь она ждет меня, чтобы пробудиться.

Когда я это сделаю, я начну все сначала. Жизнь, набор камней мозаики, выкладываемых один за другим.

Потом он отправился к двери.

К входу в свою машину.

Он шел, не обращая внимания на тех, кто крался следом, на людей в доспехах и без, торопливо уступавших дорогу. Он слышал, хотя и безо всякого любопытства, звуки схваток, насилия, вспыхивающего на улицах по обе стороны от себя, отдаленные громы, похожие на отзвуки грозы, хотя рассвет был ясным и безветренным. Он проходил сквозь полупрозрачные тени, отбрасываемые столбами дыма, что поднимались над горящими зданиями, фургонами и баррикадами. Он слышал крики и вопли, но не пытался выяснять, откуда они исходят, и предлагать помощь, как обычно поступал в подобных случаях. Переступал через распростертые тела.

Какое-то время он шагал вдоль канала с маслянистой, покрытой пеплом водой, потом, достигнув моста, пересек его и оказался в другой части города, явно более древней. По очередной улице до перекрестка, где свернул налево и продолжил свой путь.