Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2 [litres]

А что делал тогда Клюв? Почуял ли он кого-нибудь под завалами? Наверное, да. Вот, Флакона – того мага с питомцами. Его-то Клюв и учуял под грудой пепла. А потом струсил. Надо ведь было пойти, скажем, к адъюнкту или капитану Добряку… нет, ни за что. Добряк слишком похож на отца, а тому нет дела до того, чего он не хочет слышать. Что же до адъюнкта… к ней солдаты относятся совсем неоднозначно.

После бегства из Малаза, как и все, Клюв слушал речь Тавор (жуткая ночь, жутче некуда, как хорошо, что он в это время был на транспорте и ничего не видел). Больше всего ему запомнились слова, что теперь они одни и никто о них не узнает. «Без свидетелей» – так она сказала, причем с нажимом. Обычно такие слова сбивали Клюва с толку, но не в этот раз. В конце концов, он всю жизнь прожил без свидетелей . Иными словами, адъюнкт уравняла Клюва с остальными солдатами – такого подарка от этой холодной, ледяной женщины он и ждать не мог. Будь он хоть сто раз трус и тупица, в ту ночь он понял, что предан ей до конца. Ей-то, конечно, все равно, однако для него это не пустой звук.

Когда сердце немного унялось, Клюв поднял голову и взглянул на капитана. Она сидела верхом, неподвижно, как и он, в густой тени, и вдруг он как будто услышал от Фарадан Сорт какой-то звук: грохот волн о каменный берег, крики солдат в гуще битвы, звон мечей и копий, пронзающих теплую плоть, шум волн, – а потом все стихло.

Капитан, видимо, почувствовала его взгляд.

– Они ушли, Клюв? – шепотом спросила она.

– Ушли.

– Нас не учуяли?

– Нет, капитан. Я укрыл нас серой и голубой свечами. Это нетрудно. Та колдунья поклоняется Обителям. Она ничего не знает о сером и голубом Путях.

– Летерийцы должны были поддержать нас, а они вместе с тисте эдур и выполняют их приказы, – проворчала Фарадан Сорт.

– Неспокойно тут стало.

– Это-то мне и не нравится. – Капитан натянула поводья, и ее лошадь вышла из зарослей в пятнадцати шагах от тракта, где они вдвоем прятались, пока отряд противника не проедет мимо. – Мы с тобой далеко обошли другие взводы. Значит, либо Хеллиан свихнулась, либо Урб. А то и оба сразу.

Клюв выехал следом на своей гнедой кобылке, которую назвал Лили.

– Это как хвататься за горячую кочергу, чтобы поворошить угли в горне, да, капитан? Тут же обожжешь руку.

– Руку, да. Кенеба, нас с тобой и все прочие взводы.

– Э… Я как бы про обычную руку…

Фарадан Сорт изучающе посмотрела на спутника.

– Кажется, я начинаю замечать их.

– Кого? – спросил Клюв.

– Те моменты, когда ты считаешь себя самым тупым на свете.

– А… – Эти моменты. – В моей верности не сомневайтесь, капитан. Я никому не был так предан. Никогда.

Фарадан Сорт странно покосилась на него, но промолчала.

Снова выехав на тракт, они повернули на восток.

– Бузотеры должны быть где-то там, – предположила капитан.

Клюв кивнул. Вот уже две ночи подряд они выслеживали взводы Хеллиан и Урба. Буквально шли по трупам, от засады к засаде. И всюду мертвые летерийцы с тисте эдур, где-то в кустах, раздетые догола. Клюв даже отворачивался, чтобы не смотреть, – боялся дурных мыслей. Боялся смотреть на места, которые мама заставляла его трогать той ночью… Нет, нет, прочь, дурные мысли, дурные воспоминания. От них можно повеситься, как брат.

– Их надо разыскать, Клюв.

Он кивнул еще раз.

– Нам нужно их приструнить. Желательно сегодня. Получится?

– Там – тот, которого зовут Бальгрид, капитан. И другой, по имени Таз, – тот, что очень быстро обучился магии. У Бальгрида белая свеча, понимаете, а эти земли много-много лет не знали белой свечи. Поэтому за ним тянется шлейф всех оставленных тел: отрезанные уши, пальцы и прочее, которые они вешают себе на пояс, – и от этого след путается. Поэтому мы и ходим от бойни к бойне, вместо того чтобы сразу найти их.

Фарадан Сорт смерила его еще одним долгим любопытным взглядом.

– Так мы же верхом, Худ побери.

– Они тоже, капитан.

– Уверен?

– Скорее всего. Как раз сегодня. Все дело в Обителях. Одна из них посвящена животным. И если летерийские маги поймут это, то очень быстро их отыщут.

– Худов дух, Клюв. А нас?

– Нас тоже. Конечно, здесь кругом народ на лошадях, со стременами и без. Но если вдруг к нам подойдут совсем близко, то даже серая с голубой свечи не помогут.

– Тогда тебе придется показать им еще парочку других.

Плохая мысль, ох плохая…

– Очень надеюсь, что не придется.

– Ладно, поехали.

Прошу, капитан, не надо выжигать меня изнутри. Всем от этого будет только хуже. Я все еще слышу их крики. Всегда доходит до крика, и я начинаю первый. А мой крик пугает меня сильнее всего. До отупения.

– Эх, была бы здесь Масан Гилани… – вздохнул Воришка, отирая руки от крови кусками мха.

Хеллиан непонимающе посмотрела на него. Какая еще Масан-Гасан, тупица?

– Сержант, послушайте, – повторил Бальгрид.

Он так часто говорил это, что Хеллиан перестала слушать. Шепот – как шипение костра, когда его заливает мужчина из своего причиндала, которого нет у женщин. Темнота, шипение и мерзкий запах. « Сержант, послушайте» , затем журчание, и все – дальше она не слушала.

– Да послушайте вы, наконец. – Бальгрид не выдержал и ткнул ее пальцем. – Сержант!

Она гневно взглянула на палец.

– Хошь, чтоб оттяпала себе щеку, солдат? Еще раз тронешь, и пожалеешь, зуб даю.

– Нас преследуют.

– Давно? – проворчала она.

– Две, может, три ночи.

– И ты тольк щас об этом говоришь? Худов дух, что за сборище недоумков. Как нас преследуют? Вы с Тазом говорите, что укрыли нас – не’наю чем, но укрыли. Чем вы нас укрыли, а? Ага, просто ссали, чтоб со следу сбить. – Она яростно выкатила глаза. – Вот так: пс-с…

– Чего? Нет. Сержант, послушайте…

Снова здоро́во. Хеллиан поднялась, мягкая земля предательски шатнулась под ногами. О, тут надо держать ухо востро, чтобы не навернуться.

– Так, кто-нить… Вот ты вот, капрал. Оттащи трупы.

– Так точно, сержант.

– Слушаюсь, сержант.

– Теперь вы двое. Может, и Возок…

– Я Мазок.

– Помогите капралу. Сами нагадили – сами и убирайте.

Что верно, то верно. Мерзкая вышла стычка. Шестнадцать летерийцев и четверо эдуров. Впрочем, арбалетные болты не разбирают, кто человек, а кто нет. С пробитыми головами эдуры попадали с лошадей, как мешки с камнями. Следом полетела шрапнель: одна впереди летерийской колонны, вторая – сзади. Бах, другой – и сумерки огласились воплями, кони и люди смешались в кучу, не разберешь, где кто.

Проклятые летерийцы оправились слишком уж быстро. Убийственно быстро для Ханно. Бедняге жестоким ударом снесли половину черепа. Солдат при этом потерял равновесие – все из-за нелепых стремян, – так что Урб своей ручищей сумел ухватить того за пояс и стащить на землю. От удара из летерийца выбило весь дух. Следом Урб с размаху вогнал кулак в железной перчатке ему в лицо, да так, что стесал костяшки о заднюю стенку черепа, над самыми позвенцами, или как их там. Зубы, осколки костей и куски мяса полетели в разные стороны.