Пэт Ходжилл - Врата Тагмета

- "Она забрала его имя," - выпалил Орек, с ужасом в голосе. - "Леди Ранет. И теперь мы не можем вспомнить . . . вспомнить . . ."

- "Кем он был," - закончил за него Киндри.

Сам-то он никогда и не знал имени мужчины, только то, что во время вынужденного заключения Киндри в училище два года назад, этот жрец сильно рискнул, чтобы предупредить его, что Ведьма Глуши запустила свои когти-крюки в его образ души. Имена, тени и души были связаны друг с другом, точно так же, как они были сцеплены с телами. То, что случалось с одним, влияло и на остальные. Только великая сила воли должна была сохранять жреца одним целым до тех пор, пока он не сумел передать своих подопечных Киндри.

- "Как бы то ни было," - продолжал Орек, - "Леди Ранет внезапно сочла всех Норфов в Глуши предателями своего дома, и неважно, что большинство из нас, вообще-то, принадлежало к Училищу и считалось её гостями. Мы здесь - последние оставшиеся, и только лишь четвертькровки, в лучшем случае."

- "Отчего она на вас ополчилась?" - спросил Киндри.

- "Только предки знают."

Киндри оглядел круг напуганных лиц. Не могло быть и речи о том, чтобы вернуть этих мальчишек в крепость Рандиров. Если они и не привлекали внимания Ранет до этого, то, без сомнения, сделали это сейчас.

- "И что же теперь?" - спросил он мужчину в зелёном, который стоял в стороне от огня, внимательно слушая.

- "Теневая Скала?"

Беглецы содрогнулись от приступа ужаса. Замок Даниоров был слишком близок. Ранет услышит, что они там, и потребует их выдачи. Киндри был согласен. Кузен Холли не в том положении, чтобы защищать подобных гостей, даже если он обладал достаточным чувством чести, чтобы попытаться.

- "Готрегор?"

Это туда, без сомнения, этот безымянный жрец собирался их отвести, но Киндри не мог возвращаться. Не сейчас. Пока ещё нет.

- "Если вы пойдёте туда, то уже без меня."

Близнецы, белоголовые новички, прижавшиеся к нему с обеих сторон, были не старше пяти или шести лет. Их тонкие ручки с тревогой вцепились в его рукава. - "Не бросайте нас!"

Киндри пронзили острые приступы чувства долга и сочувствия, вызванные даже в б о льшей степени их капелькой крови Норфов, чем беспомощной мольбой.

- "Гора Албан?" - предположил он.

Младший аколит издал полупридушенный стон протеста. - "Я не сумею пройти подобное расстояние! И почему я должен это делать? Я . . . мы не сделали ничего такого. Нам стоит вернуться в Глушь и молить о прощении Миледи."

Старший мальчик ткнул его локтём под рёбра, чтобы заставить заткнуться. - "Милосердие? Не будь глупцом, Луф [Loof]. Тебе прекрасно известно, что такого за нею не числится."

Человек в пятнистом охотничьем костюме по всей видимости принял какое-то решение. - "За мной," - сказал он, и уверенно зашагал вниз по холму. Ни единого листочка травы не шелестнуло у него под ногами.

Они спускались через останки огромных деревьев. За прошедшее столетие, Глушь вырубила всё подчистую в пределах двух милей от крепости, чтобы расширить свои внутренние сооружения. Когда земля начала осыпаться, Серебряная изменила своё течение. А затем Глушь лишилась богатых низинных земель, в первую очередь по причине возникшей эрозии.

Киндри шагал в компании близнецов, крепко уцепившихся за его руки. Когда он спросил об их именах, один ответил "Тимтом", а другой, "Томтим." Кто-то, определенно, обладал весьма жестоким чувством юмора, но только не касательно их шанирской натуры, из-за которой их бросили в Училище Жрецов. Он понятия не имел, с каким ликом их бога они были связаны или же какие способности могли обнаружить, предполагая, что этого ещё не случилось. Многие шаниры проявляли себя только в период полового созревания.

Туман перешёл в изморось. Это был очень лёгкий, слабый дождик, но Луф начал стенать и пытаться отстать. Норф он там, или же нет, Киндри бы с удовольствием оставил его позади, вот только его возвращение, вероятно, всполошит весь гарнизон. Он поймал взглядом Орека, который взял мальчика под свой надзор.

Ночь была очень тихой, за исключением звуков их продвижения, да приглушённых протестов о том, что "Ты делаешь мне больно!"

Человек в зелёном приведением скользил впереди. Они нагнали его возле почтовой станции. Сквозь закрытое ставнем окно наружу сочился яркий свет, но он тревожно запрыгал и погас, когда мужчина постучал в дверь.

В загоне стояла дюжина сменных лошадей, все неспешно пережевывали сено, пока Пятнышко пытался дотянуться сквозь решетку снаружи и ухватить себе клочок побольше.

Рядом с ним стояла осёдланная кобыла. Мира, предположил Киндри по её лиственно-зелёным глазами и жемчужно-серой шубке, раскрашенной во все возможные оттенки нынешнего сезона, хотя здесь и было слишком темно, чтобы суметь разобрать детали. Она тихонько заржала при приближении своего хозяина.

Они поймали и оседлали двух лошадей ("Но я же не умею ездить верхом!"), в то время как конюхи продолжали скрываться. Киндри посадил одного близнеца за собой на Пятнышко, человек в зелёном взял второго на Миру, и они поскакали на север.

Речная Дорога, казалось, растянулась бесконечностью у подножия нависающей Глуши. Цокот копыт звенел в тишине так громко, что Киндри болезненно вздрагивал при каждом ударе. Он не хотел даже оглядываться на рандирскую крепость, эту жестокую тюрьму, в которой он потерял столько лет своей жизни. Его воспоминания были ещё слишком полны:

. . . вонь подземной школы, сложная смесь затхлой влаги, плесени и немытых мальчишек . . .

. . . крики в ночи, внизу, в помещениях священников, куда вызвали новичка . . .

. . . жалящие удары учительского хлыста: "Полуумок, слабоумный, бастард, ты не слушаешь!"

. . . молоко с синеватым оттенком, плесневелый хлеб, сыр в зелёных прожилках, кишащий клещами . . .

. . . хулиганы, жестокость, и скука. . .

Тот горький катехизис:

- "Кто наш покровитель ?"

- "Леди Ранет."

- "Кому же мы служим ?"

- "Высшим жрецам."

- "Кто наша семья ?"

- " Мы сами."

- "На кого мы плюём ?"

- "На нашего жестокого бога, что оставил нас одних."

И снова Леди Ранет, с этой холодной, ласкающей улыбкой и этими блестящими за её маской глазами, которые, казалось, никогда не мигали.

- " Дай-ка мне на тебя посмотреть, дитя . Подойди ближе. Ближе. Достаточно. Говорят, что тебе никто не может причинить серьёзного вреда. Как . . . интригующе. Ну, мы ещё посмотрим, верно?"

Да, он сумел выжить, но его плоть хорошо помнила, что за этим последовало, многие дни, многие ночи, когда один лишь тихий смешок отвечал его крикам.

Тонкие руки Тимтома (или это был Томтим?) на его талии задрожали и усилили хватку. У ребёнка, несомненно, хватало и своих собственных воспоминаний. Киндри положил кисть на холодные, маленькие пальчики, просто чтобы убедиться, что у него самого осталось хоть немного тепла и покоя, чтобы кому-то их предложить.