С Джей-Джонс - Зимняя песнь [litres]

Этим кольцом я нарекаю тебя своей королевой. Дарую тебе власть над моим королевством, моими подданными и надо мной.

«Прошу тебя, – прошептала я волку, – умоляю. По доброй воле я отдала себя тебе, целиком и полностью. Забери меня обратно, mein Herr . Забери».

Я позвала бы его по имени, но у него не было имени, только титул, и я не знала, слышит ли он меня – хочет ли, может ли услышать – в эту минуту.

Все ветки уже покрылись блестящей ледяной корочкой, а мне вдруг стало тепло и нестерпимо клонило в сон. Меня охватило желание лечь, склонить голову и закрыть глаза, чтобы уснуть навечно и больше не видеть мира, который я погубила.

– Элизабет!

Голос показался знакомым. Я попыталась разлепить веки, но ресницы накрепко смерзлись. Я ослепла.

– Элизабет!

Чьи-то руки подхватили меня, подняли с земли.

– Потерпи, дорогая, потерпи немного, – произнес голос мне на ухо.

– По доброй воле, – хрипло пробормотала я, – я отдала себя тебе… целиком и полностью…

– Знаю, милая, знаю. – Он крепко прижал меня к груди, и я ощутила тепло – настоящее, а не то обманное, которое обволакивает тебя, когда ты замерзаешь до смерти.

Я открыла глаза и встретилась взглядом с Королем гоблинов.

– Принимаешь ли ты мою клятву? – в горле саднило, но голос мой не дрогнул.

– Да, Элизабет, принимаю. – В глазах разного цвета блестели… слезы? Я потянулась, чтобы стереть их, но моя рука безвольно упала.

Небо за спиной Короля гоблинов очистилось, поголубело, кроны деревьев снова зазеленели. Перед тем, как погрузиться в мрак забытья, я успела подумать: а ведь я и не подозревала, что Король гоблинов способен плакать. Что предвещают его слезы?

Я проснулась от криков. Я снова была маленькой девочкой и, лежа под одним одеялом с Кете, слушала, как внизу скандалят мама и папа. Из-за денег, из-за Йозефа, из-за Констанцы. Наши родители либо целовались и ворковали друг с дружкой, либо шумно ссорились.

– Как вообще такое могло произойти? – Стены содрогнулись от удара. – Я же велел не спускать с нее глаз!

Снова грохот и звон бьющейся посуды. Я открыла глаза и увидела беснующегося Короля гоблинов и моих камеристок, в ужасе съежившихся у его ног. Прижав уши и уткнувшись лбами в пол, Веточка и Колютик раболепно поползли к королю на коленях, демонстрируя полную покорность.

– Вон отсюда! – рявкнул он. С каминной полки сорвалась ваза, нацеленная точно в голову Веточке. – Вон!

– Стоп! – Ваза повисла в воздухе. Король гоблинов рывком развернулся, обе камеристки вытаращились на меня.

– Оставь их в покое, – сказала я, – они ни в чем не виноваты.

Ваза упала на пол и разбилась.

– Ты! – Глаза Короля гоблинов метал молнии, ноздри раздувались, волосы стояли дыбом. На щеках алели два болезненно-малиновых пятна. – Ты, ты…

– Ступайте, – приказал я гоблинкам. Повторять дважды мне не пришлось.

Король гоблинов издал невнятный возглас и злобно пнул приставной столик. Кувыркаясь, столик полетел в камин. Пепел и угли брызнули во все стороны. Мой муж вытащил дымящийся предмет мебели из огня, швырнул на пол и в бешенстве растоптал. Стиснутыми кулаками и лицом, искаженным от ярости, он напоминал ребенка в припадке истерики.

Я понимала, что должна испытывать раскаяние и вести себя соответствующе, но ничего не могла с собой поделать: не выдержав, я рассмеялась.

Когда с моих губ сорвался первый смешок, я чуть не поперхнулась от неожиданности. Я не смеялась уже тысячу лет, и лицевые мышцы, отвечающие за радость, отвыкли от работы. Однако чем дольше я смеялась, тем больше получала удовольствия и в конце концов просто купалась в этом искрящемся фонтане счастья.

– И что же так сильно насмешило мою дражайшую супругу? – язвительно осведомился Король гоблинов.

– Ты, – задыхаясь от смеха, выдавила я, – ты.

– Я кажусь тебе смешным, Элизабет? – прищурился он.

Я упала на кровать, корчась в приступе неудержимого хохота. Постепенно веселье, разбиравшее меня, угасло, тело перестало сотрясаться от всхлипов и неконтролируемой икоты. Тем не менее, только что пережитая буря смеха не прошла бесследно: в крови еще оставался нервический зуд, а я чувствовала себя обессиленной и выжатой. Голова моя свешивалась с матраса, я посмотрела на Короля гоблинов снизу вверх.

– Да, – подтвердила я. – Кажешься.

– Рад, что хоть один из нас находит в другом радость, – не успокаивался он. – Лично я на тебя страшно зол.

– Знаю и прошу меня простить, – сказала я. – Хотя ни чуточки не сожалею о содеянном.

Правда просвистела между нами брошенным камнем, изумив обоих. Король гоблинов позеленел, потом посерел от гнева. А я… Ко мне вернулась жизнь. Не нужно было смотреть в зеркало, дабы убедиться в том, что на моих щеках заиграл румянец, а в глазах появился былой блеск. Я чувствовала это по тому, как звенела кровь в моих жилах. Я побывала в верхнем мире и… пришла обратно.

Король гоблинов действительно был вне себя. Грудь его вздымалась, глаза горели, губы были плотно сжаты. Я чувствовала, как гнев перекатывается в нем волнами, нагревая окружающий воздух. Однажды он сказал, что более не способен испытывать накал эмоций, но сейчас я видела, что он кипит от ярости и еле-еле сдерживается, чтобы не выплеснуть ее на меня. Дыхание мое участилось.

– А ты ждал другого ответа, mein Herr ? – невинно спросила я.

Зрачки его разных по цвету глаз сузились, потом расширились. Пальцы превратились в когти. Беснующийся волк внутри него грозил сорваться с привязи. «Ну же, – думала я, – давай, возьми меня».

– Пожалуй, я проявил глупость, решив, будто тебя хоть сколько-нибудь заботят последствия твоего поступка.

Я вспомнила, как небо очистилось от туч и засияло синевой, как листва опять стала изумрудно-зеленой. Вспомнила слезы, которыми наполнились эти светлые глаза, когда вокруг снова воцарилось лето.

– Я обрекла мир на вечную зиму?

С уст Короля гоблинов рвалась правда. Челюсть его напряглась, губы сжались в ниточку – он пытался сдержать эту правду.

– Нет.

– Из-за меня обитатели Подземного мира разбрелись по земле?

Мучительная пауза.

– Нет.

– Значит, ничего страшного не случилось.

Легкомыслие, дерзость, бесстыдство – полный арсенал кокетки. Я отчаянно использовала все эти приемы. Я видела, что он на грани и еле удерживается от желания меня наказать. Я этого хотела, хотела испытать боль и наслаждение, убедиться в том, что все еще жива .

– Ничего страшного? – он схватил с каминной полки статуэтку и метнул ее в дальнюю стену. – А если бы я тебя не услышал? Если бы не сумел перенести обратно? А если… – он осекся, но я услышала то, что осталось недосказанным. А если бы ты передумала возвращаться?