Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

Он сжал губы и скрестил руки на груди. Я видел, как надежда покидает его тело, как опускаются его плечи. Он закрыл слепые глаза, и я отвернулся, не мешая ему переживать. Куда девалась его смелость, дарованная драконьей кровью? Мне почти хотелось, чтобы он снова начал ругаться. Вид сжавшегося от страха Шута только раздувал угли моей ярости. Мне хотелось убить их. Всех до одного.

Мотли что-то бормотала Шуту. Я встал и, отойдя на несколько шагов, заговорил, давая ему понять, что больше не смотрю в его сторону.

— Эш, ты ловко управляешься с ножницами. Можешь убрать нитки из шва на моем лбу? Они слишком тугие.

— Выглядит как кривая строчка на дрянном платье, — заметил Эш. — Подойдите сюда. Сядем к огню, тут больше света.

Пока он работал, мы перекидывались словами, в основном он коротко предупреждал, где будет вытаскивать нитку или просил смыть выступившую кровь. Мы оба притворились, что не замечаем, как Шут встал и осторожно двигается к постели. К тому времени, когда Эш закончил со мной, Шут либо уснул, либо хорошо притворился спящим.

Медленно тянулся день за днем. Всякий раз, когда мне хотелось двигаться, я шел заниматься. Однажды я тренировался с внуком Блейда. Он почти не скрывал радости от своего превосходства. Когда я второй раз принял его вызов поработать палками, он чуть не одолел меня. После Фоксглов отвела меня в сторону и с сарказмом спросила, понравилось ли мне быть мальчиком для битья. Я ответил, что все не так, что я просто пытаюсь вернуть свои боевые навыки. Но, ковыляя к парильням, я признался себе, что солгал ей. Моя вина требовала боли, и боль эта была одним из немногих чувств, которые были способны отвлечь от мыслей о Би. Я понимал, что это ненормально, но оправдывал себя тем, что к моменту стычки с ее похитителями я буду способен дать им отпор.

Я занимался и в тот день, когда в замке прокричали о возвращении Роустэров. Я коснулся земли кончиком деревянного меча, предупреждая партнера об окончании, и пошел им навстречу. Их строй был разбит, они ехали, как побежденные и обозленные люди. Лошадей своих товарищей вели в поводу, но тела их домой не привезли. Скорее всего, сожгли их там, где они остались лежать. Интересно, что солдаты подумали при виде мужчины с порванным горлом? А может быть среди ручьев крови никто не обратил внимания на его раны.

Солдаты вели коней в стойла, не обращая на меня внимания. Фитц Виджилант уже спешился и стоял, держа поводья, в ожидании того, кто возьмет его лошадь. Олух, выглядевший старым, замершим и усталым, горбился на маленькой крепкой кобылке. Я подошел к его стремени.

— Спускайся, старый друг. Положи руку мне на плечо.

Он поднял голову, чтобы рассмотреть меня. Я давно не видел его таким несчастным.

— Они гадкие. Смеялись надо мной всю дорогу. Ударили меня сзади, когда я пытался выпить чай, и я облился. А в гостинице прислали двух девушек, она дразнили меня. Они разрешали мне трогать за грудь, а когда я так делал, то били меня.

В его маленьких глазах блестели слезы. Он так искренне делился со мной своими бедами! Я проглотил гнев и мягко ответил:

— Ты дома, и никто больше не сделает тебе больно. Ты вернулся к друзьям. Спускайся.

— Я очень старался защитить его, — произнес Лант за моим плечом. — Но он никак не мог спрятаться от своих мучителей или не обращать внимания на них.

Я не раз ухаживал за Олухом и отлично это понимал. Этот человечек умудрялся попадать в самые разные неприятности, и, несмотря на возраст, он так и не научился понимать добродушные шутки. Но теперь слишком поздно. Как кошка, он неизбежно привлекал к себе самых несносных личностей. Тех, кто скорее всего станет его мучить.

Но ведь когда-то он мог избегать издевательств?

Я тихо спросил его:

— Почему же ты не спел им «Вы не видите меня, не видите»?

— Они обманули меня, — нахмурился он. — Один сказал: «Да ты мне нравишься, давай дружить!» Но они гадкие. Те девочки говорили, что хотят, чтобы я их трогал. Что это будет весело. Потом они ударяли меня.

Я вздрогнул от боли в его глазах и опущенных уголков губ. Он кашлянул, и это был нехороший, мокрый кашель.

— Каждого из них надо хорошенько выпороть, вот что я думаю, сэр.

Я повернулся, и увидел Персеверанса. Он вел трех лошадей. Чалую, Присс и пятнистого мерина из моих конюшен. Пятнышко, вот как его звали.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я, разглядывая его. Правый глаз заплыл, щека раздулась. Кто-то приложил к этому руку. Я хорошо знал, от чего бывают такие следы. — И что с тобой случилось? — продолжил я, не дав ему ответить на первый вопрос.

— Его они тоже били, — подал голос Олух.

Лант начал волноваться.

— Он пытался вмешаться той ночью, в гостинице. Я сказал ему, что станет только хуже, ну так и вышло.

Рядом со мной стояли слабость, неопытность и глупость. Посмотрев на горестное лицо Олуха, я заменил «глупость» на «наивность». Это было частью его натуры. Я молча помог ему спешиться. Олух снова тяжело закашлялся.

— Лант отведет тебя на кухню и проследит, чтобы тебе приготовили что-нибудь горячее и сладкое. Мы с Пером отведем лошадей. А потом, Лант, советую предстать перед королем Дьютифулом и отчитаться. Олух тоже встретится с ним.

— Не перед лордом Чейдом? — встревожился Лант.

— Сейчас он очень болен.

Олуха мучил приступ кашля, сменившийся хрипением. Я немного смягчился.

— Проследите, чтобы он хорошо поел, а потом сводите его в парильни. Тогда я успею услышать ваш рапорт вместе с его величеством.

— Баджерлок, я все-таки думаю…

— Принц Фитц Чивэл, — поправил я его и смерил его взглядом. — И не вздумайте снова сделать эту ошибку.

— Принц Фитц Чивэл, — исправился он и растерянно замолчал.

Взяв вожжи его лошади и кобылки Олуха, я отвернулся.

— Это не было ложью, — сказал я, не оглядываясь. — Я про то, что ты сейчас думаешь. Но не называй меня этим именем здесь. Мы не готовы к тому, чтобы все узнали, что Баджерлок и Фитц Чивэл — один и тот же человек.

Пер тихо хмыкнул.

— Бери своих лошадей, Персеверанс, — не оглядываясь, сказал я ему. — И пока ты их устраиваешь, придется объясниться.

Роустэры пошли туда, что я называл «новыми» конюшнями, которые построили после войны с Красными кораблями. Сейчас я не хотел их видеть. При нашей первой встрече я хотел бытьспокойным, а не казаться таковым. Я повел Пера и лошадей к конюшням Баррича, где я вырос. Их давно не использовали, но мне было приятно увидеть здесь порядок и чистоту в стойлах. Местные мальчишки с восторгом встретили меня и так живо занялись лошадьми, что совсем не оставили работы Перу. Некоторые признали его за своего парня и уважительно поглядывали на меня, решив, по-видимому, что синяки на его лице — дело моих рук.