Робин Хобб - Странствия Шута [Fool’s Quest]

— Вы выглядите так, будто умеете работать с этим, — услышал я голос Рэйна.

Он взял мой стакан и щедро плеснул в него бренди. Мне даже удалось поблагодарить его, когда стакан оказался у меня под носом. Было ощущение, будто я погрузился в могучее и быстрое течение, а потом меня выбросило на берег. И до сих пор поток с невыразимым удовольствием перекатывался через меня. «Помоги мне вернуться!» однажды попросил Верити. Но сейчас никто не мог помочь мне. Я даже не был уверен, хочу ли я помощи, или хочу уйти туда. Течение Скилла манило, кипело силой и наслаждением. Зачем мне отказываться от этого? Я медленно, будто закрываясь от наводнения плотиной и грязи, поднял стены. Но хотел ли я скрыться за ними? Шут… Янтарь… стояли позади меня. Я почувствовал, как на мои плечи опустились руки, даруя силу. Я вздохнул и полностью спрятался за стенами. Искушение отступило.

В комнату вернулась Малта, неся на блюде плоские желтые пирожные. За ней шли двое слуг, с жареной птицей и тарелкой темно-оранжевых корней, которые нам подавали на обед. Глаза мальчика загорелись, а отец громко рассмеялся. Фрон нетерпеливо схватил одно из пирожных и впился в него зубами. Пока сияющий слуга выкладывал толстый кусок мяса на его тарелку и раскладывал овощи, мальчик с удовольствием хрустел лакомством. Он обратился ко мне, не успев дожевать:

— Я не мог нормально жевать больше года. У меня горло стало узким и маленьким. Когда я глотал, оно прямо горело. Суп. Я мог есть только жидкий суп. И все.

— Ты… они были бы правы. Про дракона… Они росли, как будто… — я никак не мог подобрать слова. Я знал, где видел их раньше — в открытой пасти зеленого дракона.

— Опухоль, — наконец сказал я. — Наверное от яда. Растет в твоем горле.

— Что же вы сделали? И как? — Малта не могла справиться с удивлением, смешанным со страхом.

Над моей головой заговорила Янтарь.

— У принца Фитца Чивэла есть наследственная магия династии Видящих. Она передается по королевской крови. Он может исцелять.

— Иногда! — поспешно добавил я. — Очень редко.

Я сжал бокал с бренди. Моя рука почти не дрожала, и я смог сделать маленький глоток.

— Знаете, — медленно произнес Рэйн, — мне бы хотелось, чтоб мы все сели и послушали рассказ леди Янтарь. И узнали наконец, зачем вы пришли сюда. И как.

Янтарь сжала мои плечи, требуя молчания, совсем как Молли, когда считала, что я собираюсь переплатить за вещь на рынке.

— Я буду очень рада рассказать вам все, — произнесла она.

А я был рад переложить это на нее. Она убрала руки, и мне стало легче. Все снова сели за стол. Лант тихо занял свое место.

И Шут начал говорить голосом сильной и опытной женщины.

— Мы с Фитцем старые друзья, — начала она.

— Об этом я уже догадалась, — многозначительно заметила Малта. — Когда я впервые увидела его, то почувствовала, что где-то мы встречались.

Она улыбнулась мне, будто делясь шуткой. Я, не понимая, улыбнулся ей в ответ.

Рассказ Янтарь вилял, перескакивал и юлил вокруг правды. Она приехала в Баккип и прекрасно проводила время на чудесные деньги, которые присылала Йек из Бингтауна. Прекрасное время с изысканным бренди (на этом месте она сделал глоток золотого сенседжского) и азартными играми, и ни карты, ни кости, ни шпильки не были обделены ее вниманием. Проиграв все состояние, она решила вернуться на родину, к своей семье и старым друзьям. Но вместо этого столкнулась со старыми врагами. Они захватили ее родовой дом и обидели родню. Потом схватили ее и пытали. И слепота — не меньшее и не самое худшее, что с ней сделали. При первой возможности она убежала от них. И добралась до меня. К тому, кто мог бы отомстить за нее и помочь освободить тех, кто остался в плену. К Фитцу Чивэлу Видящему, человеку, умеющему убивать так же хорошо, как и лечить.

Рассказ ее захватил всех, даже Ланта. Мне пришло в голову, что эта искаженная разновидность правды о Шуте была самой полной, которую парень когда-либо слышал. Теперь Фрон смотрел на меня с детским удивлением. Рейн сидел, уперев локти в стол, положив подбородок в ладони и поглаживая губы. Я не мог понять, что он думает, но Малта кивала, слушая Янтарь, и принимала ее слова, не оспаривая. Я следил за своим лицом, но ее нерасчетливое восхваление моих достоинств ни капли не радовало.

Поэтому, когда Шут замолчал, смачивая горло бренди, и заговорила Малта, я забеспокоился.

— Здесь есть и другие дети, — сказала она и посмотрела прямо на меня. — Не очень много. Детей, родившихся здесь, в Кельсингре, мало, и не все из них выживут. Если бы вы могли сделать для них то, что вы сделали для Фрона, то мы отдали бы вам все, что захотите.

— Малта, он гость, — с упреком начал ее муж, но она перебила его:

— А они дети, который каждый день страдают, и родители страдают вместе с ними. Могу ли я не попросить об этом?

— Я понимаю, — быстро ответил я, не давая Шуту ответить. — Но не могу ничего обещать. То, что Янтарь называет исцелением, это скорее… изменение. Оно может быть непостоянным. Возможно, я не смогу помочь другим детям.

— Нам нужно… — начала было Янтарь, но я оборвал ее:

— Ничего нам не нужно в обмен на помощь детям. Жизнь детей — это не разменная монета.

— Нам нужно, — спокойно продолжила Янтарь, — не распространяться ни о чем и не дарить надежды, пока Фитц Чивэл не сделает все, что сможет, для детей, — она повернула свой слепой взгляд ко мне. — Это само собой разумеется.

И все же ее слова сулили какую-то надежду. Я смотрел на Малту, не встречаясь с ее взглядом. Она медленно кивнула и как-то странно посмотрела на Рэйна. Фрон все еще ел.

— Ну хватит, — попытался остановить я его. — Тебе нужно будет время, чтобы привыкнуть к новой пище.

Он замер, не донеся вилку до рта.

— Я так долго был голодным, — жалобно произнес он, оправдываясь.

Я кивнул.

— И все-таки твой желудок сейчас не сможет все это удержать.

— Поверь мне, это истинная правда, — печально поддержала меня Янтарь.

Я взглянул на родителей мальчика и внезапно понял, что разговаривал с ним, как со своим собственным сыном. На лице Малты читалось молящее отчаяние. Рэйн смотрел в стол, будто стыдясь своей надежды.

Я с трудом принял решение. Разве я не знал, что значит иметь ребенка со странной болезнью? Разве не пережил боль родителя, готового заплатить любую цену за то, чтобы ребенку жилось хоть немного легче?

— Я не уверен, смогу ли помочь всем. Или хоть кому-то. Но я готов попробовать, — произнес я, пытаясь скрыть волнение в голосе.

И дело было не только в моей неуверенности. Я с тревогой ощущал, как странно звучит во мне магия Скилла. Может быть, она так остро и сильно ощущается именно здесь, в Кельсингре? Или это что-то внутри меня? Не расплывается ли граница между мной и потоком Скилла? Я коснулся Фрона, мальчика, которого никогда не встречал раньше, и исцелил его так же легко, как сделал бы Олух на моем месте. Нет. Не исцелил, напомнил я себе. Немного подправил. Не представляю себе, каким вообще должно быть тело молодого Элдерлинга. Мне вдруг захотелось взять свои слова обратно. Что будет, если моя очередная попытка не исправит, а что-то нарушит в теле ребенка? Что было бы со всеми нами, если бы Фрон умер, задыхаясь, у моих ног?