Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть четвертая [litres]

– А как иначе? – удивился Коломан. – Никак.

– Будто не хватало чего… Вроде и ел, а все не сыт.

– Кренделя тебе не хватало!

– Под чарку.

– Такого кренделя мне всегда не хватает. Ну что, идем?

– Идем, – Алва бросил плащ на снег и принялся расстегивать перевязь. – Доломан на эту красоту кто-нибудь не сменяет? А к нему и саблю бы хорошую.

– Коня б тебе еще другого взять, наши посвежее будут. – Гашпар завертел головой и увидел, кого хотел. – Пишта!

– Сейчас, гици, – адъютант уже разворачивает гнедую… – Знаю, где возьму.

Луна поднимается все выше, словно подхватывая оброненный истекающим кровью днем свет. Ночь не будет темной, ночь будет жаркой. Силы еще на одну схватку найдутся, а желания на все четыре достанет. Хоть сейчас клинок из ножен и вперед.

– Что, Ро, – Алва тоже смотрит в уходящие к горизонту пустоши, – радуешься?

– Радуюсь… Странно, вроде и не с чего особо!

– Как это не с чего?! – Коломан удивлен и возмущен, Гашпар просто удивлен, глаза Алвы все же смеются. – Победа ж, и день растет!

– Хорошо, что напомнил, – Рокэ принимает у Коломана флягу. – Сегодня не успеть, а завтра с вас мешанка. И дельце для самых рьяных! Коломан, не для тебя ли?

– Для кого ж еще? Имре-то нет больше! Хорошо ушел, всем бы так…

– Коли гици дозволит, – Уилер с тройкой «фульгатов» туманными змеями просачиваются меж могучих алатских коней. – Китовники обнаружены, так и жарят на восток.

– Жарят, жарят, да подгорит!

– Перца им…

– Какая ж выжарка без перца?

– О главном, витязи. – Голоса Рокэ не повышал, но замолчали все. – Скоро ночь, кони устали, а дело сделать нужно. Поэтому все, что осталось, вкладываем в один удар. Чтоб ни строя у них не осталось, ни порядка. Прорваться к знаменам, офицеров достать непременно. За ранеными и одиночками особо не гоняться, тут как зима решит.

– Сабля господарю, – бесценный Пишта держит длинную и наверняка тяжелую саблю в черных с серебром ножнах. – Как раз по руке прийтись должна. А коня переседлывают, с утра без хозяина, не заморился.

– Добрым витязем был Имре, – Гашпар принимает оружие как есть, в ножнах, и протягивает Рокэ, – и памяти его доброй быть.

– Будем помнить… – обнаженный мгновенным движением клинок дважды наискось рассекает воздух, тонкий свист режет слух, возвращая на ярмарочное поле. Бешено светит осеннее солнце, довольный Люра горячит коня, горделиво алеет маршальская перевязь… Две перевязи… первая – шелковая, вторая – кровавая!

– А удар Балинта покажешь? – Карои думает о том же, но как алат. – Будет что внукам рассказывать.

– Подвернется кто подходящий – покажу. Командуй, брат побратимов, пора на охоту!

Вспыхнувший свечкой белый ствол, рванувшие с места кони, крик ловчих птиц, бешеная, ветер устанет, скачка. К родному дому, но разве он об этом думал? Просто скакал с принявшими его на одну ночь всадниками. Утром чудо разлетелось осенней листвой, оставив след на сердце. Золотая охота…

– Что задумался? – торопит Коломан. – Некогда нам думать, ночь на носу.

Да, пора. Охота ждать не будет, тебе бы новую скачку выдержать.

– «Охотнички смерть гонят…» – сами слетают с языка уже не чужие слова. – Так в Сакаци говорили.

– Ну да, – поднимает бровь Алва, – а что с ней еще делать? Не нужна тут смерть, и не будет ее.

1 год К. В. Ночь с 1-го на 2-й день Зимних Скал

Заявиться к Бруно в грязном продранном мундире? Ужас! Будь жив фок Неффе, он бы на пути кощунника встал грудью, но вставать было некому, а торчащие в наспех отмытой от крови адъютантской офицерики при виде неряхи Фельсенбурга лишь вытягивались да щелкали каблуками. Качнулись чистенькие, как совесть младенца, портьеры с лебедями, саданул по усталым глазам странно яркий свет…

Комната, где утром их с Бруно не смогли прикончить, вернулась почти в исходное состояние, как и сам фельдмаршал, пьющий шадди за тем самым столиком, у которого сговаривался с Алвой. Новшеством были разве что разлегшиеся на сдвинутых, как для парадного банкета, столах роскошные гробы. Руппи о них слышал: предусмотрительный командующий допускал, что потеряет кого-то из генералов. Кроме гробов, в обозе возили запасные кресла, портьеры, посуду… Сегодня пригодилось всё, только лучше б имущество Бруно осталось поводом для шуток. Впрочем, в Южной армии особо не шутили, это фрошеры валяют дурака даже под носом у начальства.

Фельдмаршал неспешно, всем телом, повернулся к двери и вперил взгляд в чумазого подчиненного. Теперь следовало доложить о своем прибытии и пожелать доброго вечера, Руппи доложил и пожелал.

– Вам следует умыться, переодеться и отдохнуть, – Бруно все так же неспешно водрузил чашку на свежайшую скатерть и взял беззвучный аккорд. – Я весьма ценю ваше рвение, но четвертью часа вы могли пожертвовать. Итоги сражения мне известны в полной мере. Я склонен одобрить решение генерала фок Хеллештерна о совместном с фрошерами преследовании фок Ило. Вы, как я вижу, все еще не ранены?

– Нет, господин фельдмаршал, – только задетое утром плечо раз за разом дает о себе знать. – Разрешите удалиться и привести себя в порядок?

– Прикройте обивку и садитесь. Вам следовало явиться в должном виде, но осознание подобных вещей приходит с годами. Вы уже здесь, и я не вижу смысла принимать вас вновь, тем паче я буду занят. Вы представлены к двум орденам. За спасение жизни командующего – к серебряному Лебедю на Волне, и за проявленную в сражении отвагу – к Северной Звезде.