Абрахам Меррит - Корабль Иштар (сборник)

Сквозь камень он услышал голос перса.

- Волк, ты здесь? - тихо спросил тот. - Ты правда здесь, Волк?

- Да, - прошептал Кентон, - я здесь, Зубран. А там - не я, это какое-то колдовство.

Он опять взглянул на жреца и заметил некоторые различия. Линия губ была не такой твердой, уголки рта опускались вниз, и это, а также подбородок, выдавали едва заметную нерешительность. В напряженном взгляде незнакомца таилась тень какого-то дикого, мучительного желания. В полном молчании жрец смотрел куда-то поверх Нарады, не замечая ее гибкого, напряженного тела, взгляд его был устремлен на потайную дверь, впустившую его.

Острый малиновый язычок пламени дрогнул, покачнулся.

- Да сохранят нас боги, - услышал Кентон голос женщины.

- Молчи! Что с тобой? - спросил ассириец.

- Ты видел Керубов? - поинтересовалась женщина шепотом. - Они смотрели прямо на жреца! Они повернулись к нему!

- Я тоже видела это! Мне страшно! - сказала женщина с младенцем.

- Это просто пламя заиграло, - предположил ассириец.

- А может и нет, - тихо отозвался фригиец, - разве Керубы - не посланники Вела? Ты ведь сам сказал, что жрец влюблен в его женщину.

- Замолчите! - из-за двойного кольца воинов прогремел голос офицера. Послышалось тихое пение. Яркое пламя зажглось в глазах жреца, губы его дрогнули, он наклонился вперед, как будто влекомый неведомой силой. Через широкую площадку шла женщина. Пурпурный плащ окутывал ее с головы до ног, на голове было золотое покрывало.

Кентон узнал ее!

Кровь застучала в его в висках, сердце рвалось к ней. Его охватила такая мука, что, казалось, тоскующее сердце разорвется.

- Шаран! - позвал он, забыв обо всем. - Шаран!

Воины расступились и пали перед женщиной на колени, а она медленно шла вперед, приблизившись к алтарю, она остановилась рядом со жрецом.

Громче послышался металлический раскат грома. Когда он замер вдали, жрец повернулся к алтарю и высоко поднял руки. Раздался долгий монотонный звук - это пели жрецы. Не опуская рук, жрец Бела семь раз низко поклонился перед языком пламени. Послышался шелест луков и приглушенный стук копий - это лучники и копьеносцы упали на колени.

Под те же таинственные монотонные звуки жрец Бела обратился к своему богу.

Кентон услышал трепетный, нежный шепот: «Я поклоняюсь и жду!»

Это шептала Шаран! Нежный шепот Шаран пробегал по его натянутым нервам, как маленькие пальчики перебирают струны арфы.

И опять Кентон услышал голос жреца:

И вновь донесся трепетный шепот Шаран: «Я поклоняюсь и жду тебя!» Жрец продолжал:

«Я поклоняюсь и жду тебя!» - подхватила Шаран.

Жрец повернулся к алтарю, и в этом движении Кентону почудился едва заметный вызов. Жрец смотрел прямо в лицо Шаран. Его голос зазвучал громко, торжествующе:

При этих словах жрецы замолчали, неуверенно переглядываясь, некоторые в толпе подняли головы, удивленный шепот донесся до Кентона.

- Этого не было в ритуале, - услышал он совсем рядом голос ассирийца.

- Чего не было? - спросил его перс.

- Этих последних слов, - ответила женщина, - они обращены не к Белу. Они - для нашей Повелительницы Иштар!

- Да, да! - зашептал юноша. - Это Иштар!

- Вы видели, как ощетинились Керубы? - дрожащим голосом произнесла женщина с младенцем. - Боюсь, мое молоко может испортиться. Смотрите, этот свет на алтаре похож на кровь!

- Мне это не нравится, - сказал ассириец обеспокоенно. - Этого не было в ритуале! К тому же приближается гроза!

Нарада быстро поднялась со своего места. Ее помощницы склонились над барабанами и арфами, поднесли к губам флейты. Полились нежные и страстные звуки, завораживающие, как объятия влюбленных рук, как шелест голубиных крыльев, как биение нежных сердец. Как зеленый тростник качается под первым прикосновением весеннего ветра, двигалась Нарада, влекомая этими звуками. В полной тишине люди не спускали с нее глаз.

И Кентон видел, что только жрец не отрываясь смотрит на Шаран, а та стоит как будто в забытьи.

Музыка зазвучала громче. В ней билось любовное томление, страсть, горячая, как пустынный ветер. Нарада начала танцевать, и казалось, что ее тело впитывает каждую страстную зовущую ноту, придает ей плоть, превращает ее в движение.

В печальных темных глазах Нарады заиграли звездочки радости. Сладкое пламя алого рта сулило неведомые восторги; золотистые бабочки, бившиеся в черной паутине, вспорхнули и припали к ее жемчужно-розовому телу, как будто оно было каким-то чудесным цветком, покрывали поцелуями всю ее красоту, светившуюся сквозь дымку паутины, с головы до ног окутывавшей женщину, но не скрывавшей ни одной совершенной линии ее тела. Музыка и танец сводили с ума, перехватывали дыхание; Кентон видел перед собой соединяющиеся звезды, объятия солнц, рождение новых лун…

Музыка зазвучала тише, спокойнее, танцовщица замерла; вся толпа тихо, как один человек, вздохнула. Кентон услышал хриплый голос Зубрана;

- Кто она? Она - как пламя! Как пламя Ормуз-да, что бьется на Алтаре Десяти Тысяч Жертв!

- Это Поклонение Иштар Белу, - ревниво ответила женщина. - Она много раз танцевала этот танец, в нем нет ничего особенного.

- Он спросил, кто это, - недовольно заметил фригиец.

- О боги! Я же говорю, это давно известный танец, - раздраженно ответила женщина. - Его многие танцевали.

- Это Нарада, Она принадлежит Белу, - сказал ассириец.

- В этой стране все прекрасные женщины принадлежат Белу? - в голосе перса звучал гнев. - Клянусь Девятью Преисподними - король Цирус дал бы за нее десять талантов золота!

- Тише! - взмолился ассириец.

- Тише, - повторили еще двое.

Нарада продолжала свой танец. Музыка зазвучала громче; в ней слышалось томление, нега - словно билось само сердце страсти.

Кровь глухо стучала у Кентона в висках.

- Иштар покоряется Белу! - с восхищением произнес ассириец.