Елена Воробьева - Не оставляющий следов: Обретение

– Вижу, вижу, – пробормотал сквозь зубы Учитель Доо, вглядываясь в изображение, которое уже начало слабо светиться. – Чертовщина какая-то...

Он свернул рисунок хитрым журавликом с горбатой спиной и поджег одним щелчком пальцев. Мастерская горшечника полыхнула сразу, лизнув языками пламени набухшую багровую тучу. Я видел, как кричала, сгорая, гиганская кукла, чьи зловещие черты на какие-то доли секунды приняли облик Арравы, как бились во чреве зародыши горшечника и его семьи... Загудел пожарный колокол.

Учитель Доо виртуозно управлял потоками огня, выжигал дотла нити изнанки и останки Малиновой Тетки, стараясь не причинять излишних повреждений дому и соседским жилищам. Когда последние следы вторжения чужой реальности были уничтожены, огонь, повинуясь его воле, стал затихать.

«Пожа-а-ар!!!» Жители с топотом бегали туда-сюда, тащили ведра с водой, багры и лопаты. Квартальная стража вмиг организовала работу добровольцев. Какие-то отчаянные храбрецы смогли выволочь из мастерской полуобгоревших жену и сына горшечника... Арраву и ее отца спасти не удалось, их тела погребла рухнувшая крыша.

– Что здесь происходит? – старший над стражниками подошел к нам, не участвующим в общей суете. – Соседи говорят, вы крутились поблизости, когда все началось.

– «Крутились»? – язвительно переспросил Учитель Доо. – Или первыми почувствовали запах дыма и подали сигнал?

– Вы не тушите пожар вместе со всеми, почему? – служивый смутился, но надавил сильнее.

– Каким образом? – Учитель Доо картинно распахнул руки и повернулся вокруг своей оси. Его роскошное длиннополое одеяние с широченными рукавами, затканными экзотическими цветами Запада, сверкнуло золотым шитьем. – Да и огонь почти угас.

– Простите, господин, – осекся страж, – я не учел Вашего статуса. А парнишка...

– Мой ученик, – резко осадил любопытствующего служителя порядка строгий наставник.

– Благодарю за проявленную бдительность, уважаемый, – вернулся к группе возмущенных жителей и что-то тихо, но жестко стал им выговаривать.

Горячий ветер сушил дорожки слез на щеках и припудривал их золою.

– Кхе-хе-хе... – скрипучий смех раздался за спиной. – Как всегда, где пожар и «Караул!», там мой ненаглядный Доо.

– Дэйю, милочка... – клянусь, Учитель Доо смущенно шаркнул ногой.

– Что, опять «милочка»? А пятьдесят лет назад, когда ты смылся от своей старенькой подруженьки, я ею не была?

– Но ведь к ученику, Дэйечка, ты же знаешь мой зов...

– К этому? – она подслеповато уставилась на меня.

– Нет, дорогая, – Учитель Доо погрустнел. – Я потерял его, не доучив. Да и с этим пока не все понятно. Не знаю, что делать. Возможно, Судьба ошиблась...

– Судьба не ошибается. Я зайду к тебе как-нибудь вечерком. Ты ведь давно уже здесь, а все не наведаешься...

И старая ведьма заковыляла к своему пряничному домику.

– Зачем ей сны? – импульсивно спросил я.

– Она их ест, – так же, не думая, ответил Учитель Доо. – Но, – спохватился он, – это уже не твое дело. Хотя меня обнадеживает то, что я слышу.

Мы все же дошли до бакалеи. Шая вцепилась в Учителя Доо как клещ, вытягивая из него подробности переполоха. Она не могла бросить без присмотра лавку и страшно сожалела, что веселье обошло ее стороной. Наставник отделывался общими словами, погруженный в размышления.

Ужин прошел тихо и даже несколько траурно. Нежные куриные грудки с арахисом, жареный рис, острые огурцы в соевом соусе отдавали отчетливым вкусом опилок.

– Наставник, почему сегодня все получилось именно так? – отодвинул почти нетронутую порцию. – Неужели нельзя было как-то помочь... предотвратить?

Чай у Учителя Доо каждый раз получался особенным, вот и сейчас он придал ему изысканности просто добавив цветы лотоса и ванильную карамель.

– Юный друг мой, – одарил проникновенным взглядом поверх чашки, – тебе прежде всего нужно понять, что добро – это вовсе не «когда всем хорошо». Добро часто бывает лишь искоренением зла, а когда этот процесс проходил безболезненно?

– Но в чем их вина? – я страдал от несправедливости случившегося. – Девочка всего лишь мечтала о счастье!

Мне было жаль наивную простушку Арраву, с готовностью отвечавшую простодушной улыбкой на доброе слово.

– Скорее всего, ни в чем. Иногда бывает так, что сильное, но неправильно сформированное чувство притягивает энергии изнанки, изначально враждебные нам. Ты ведь видел сам, и видел лучше меня, насколько основательно растянута здесь ткань реальности? Она истончилась настолько, что стоило лишь немного помедлить, и эманации чистого зла ворвались бы в наш мир. Заселили тела горшечника и его семьи, перекроили их по своим законам... вот тогда я не позавидовал бы всем нам.

– Но ведь это была всего лишь глупая девчонка и ее глупая кукла!..

– Ставшие нежитью! Но, скорее всего, кто-то ее подучил провести темный ритуал призвания, и этот «кто-то» мне не нравится. Наша работа, – добавил он, после недолгого молчания, – сохранять равновесие. Люди и их судьбы нам безразличны, а вот гармоничное сосуществование миров – наша забота. Там, где слишком много зла, добро причиняется через зло. Где переизбыток добра – зло обряжается в одежды блага. Да-да, такое тоже случается. Ты можешь видеть, но не можешь влиять, не можешь исправить... Ты бессилен, – он помолчал и грустно улыбнулся. – Но я попробую обучить тебя всему, чему только смогу. У тебя есть иные таланты, мой странный ученик.

После утренней тренировки Учитель Доо призвал меня в свои апартаменты. «Дом в камышах» имел три внутренних дворика, окруженных комнатами с огромными окнами, распахнутыми в сад, и широкими галереями по периметру. Это была классическая планировка – глухие стены и забор, отгораживающие от соседей, и полная открытость внутри. Вокруг центрального двора располагались вход в просторный зал для приема гостей и пара комнат для отдыха. Левый и правый дворики окружали спальни и учебные комнаты, кабинеты и библиотека, находящиеся ныне в запустении. Все более-менее ценное давно вывезли в семейное поместье, лишь клубы пыли, паутины да старая мебель привычно оставались на своих местах. В правой части дома обосновался я, приведя в порядок небольшую спальню на втором этаже и кабинет под ней, левую занял наставник. Поближе к кухне.

Учитель Доо расположился за массивным столом, отливающим медовой лаской старого ореха. Перед ним лежал пергамент странного фиолетового оттенка, испещренный, как я понял, пиктограммами древнего храмового наречия – не зря все это время изучал его.

– Ну что же, думаю, пора подписать договор обучения, – наставник занес кисть над пергаментом. – Как тебя называли в семье, мой юный друг?

– Гангараджсардарнапал Иса, – щеки залил предательский румянец. Терпеть не могу свое имя.