Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

Глава её была ноли васильковогу цвету, и на ней мерцали блестящи, зелёны глазки. Посерёдке головы и спинки проходили маленькие шипы, которые были изголубо-синими и тоже переливалися, вроде образую единый лучик чем-то схожий с дивичьей косой. Не мнее длинным да толстым был хвост у ящурки, тоже васильковогу цвету. Животинка, расставив лапки у разны сторонки, лёжала смирненько и не вобращала никако внимания ни на гриб, ни на приближающего мальчишечку. Унезапно позадь стуло Асуров, идей-то у дальней стене, лежащей супротив той у которой находилси проём, чавой-то ослепительно полыхнуло, будто прорезало ту часть пештеры насквозь да вдарилося в пол. Борила воззрилси на эвонту стенищу, оную до сих пор не разглядывал, занятый лицезрением Богов, и увидал, шо там точно и нет никакой городьбы. То ж чё там находилося представляло из собе огромны, пухлы, громоздкие грозовы тучи, какого-ть червлённогу цвету тока не яркого, а наобороть тёмногу. Казалося— энти тучи загородили уходящий на покой солнечный воз Ра так, шо кое-иде на рыхлых воблаках начерталися тёмно-фиолетовые отсветы, а из серёдки той, будто дождевой, тучи униз к полу стекали златые, с извилистыми руслами, ручейки. Токмо струились вони не однородно, як льётси водица, а прерывисто… так як бъёть у оземь молниями Асур Перун. Любуясь таким сказочным видением златых ручейков и пузатых туч малец даже перьшёл на паче спокойный шаг, замедлив свову поступь, ужотко никак не мог отвесть он глаз от того зачурованного виду.

Нежданно пронёсси, по ентим раздольям, еле слышный свист, отрок порывисто встряхнул главой и повернул её направо, туды откедова тот звук и доносилси. Да заметил у той яро-зелёной траве, як оказалося тяперича каменной, лягошенько кивающие ему соцветиями цветы молочников, васильков и девичника которые верно и свистели, да чудилось ищё, были живенькими. И даже на жёлтых чашах водного из солнечника святилися две крупинки напоминающие глазки. А Борюша подумал, шо белоцвет, солнечник, девичник, белюшка, ворожка аль як ащё величають ромашка есть цвет рождённый самой Богиней Макошью, которая во Небесной Сварге у деревянных чертогах со своими помочницами Долей и Недолей, прядёть волшебны нити судьбы, сплетаючи из них жизти людски, от самогу рождения уплоть до встречи с Марой.

Калякають беросы — ентов цвет поясняющий, шо у то Макошью рождено творение делыть начало и конец, открываеть судьбу. Потому и гадають на его лепестках, выпрашивая у Богини судьбы подсказки, любим ты аль неть ладушкой твоей. Присмотревшись, отрок уразумел, шо и деревца растущие у том чудном леску тоже каменны, и ветоньки каменны, не живые… Зато листоньки были вобычными, посему слегка трепетали, можеть от свисту. Занеже ветру у эвонтой печоре не ощущалося, и даже не колыхалися не одёжи, ни волосья на мальчике. Зато сладостно пахло тута духом токась снятого мёда, сухого сена, вжесь будто на пожни… а ещё чуток добавлялси запах перегною… такового, шо бываеть кадыся поздней осенью, носом сапога подцепишь пласт оземи укрытой свёрху опавшей, мокрой листвой.

Вскоре Борюша приблизилси к Богам и востановившись от них у нескольких шагах, замер. Лежаща обок скамли ящурка даже не подняла главы точно— то её не касалося. Редрый вуж наопок ураз шевельнулси, а на егось спинки явственно посыпленной свёрху золотым пясочком, заиграл дивный, жёлтый свет. Вон вздёрнул голову и вупёрси маненькими тёмно-карими глазоньками у мальчика. Бориле, меж тем, также пришлося задрать голову, оно як по-другому Богов неможно было узреть. Вон сначала зекнул очами у Сумерлу, а опосля, перьведя их, глянул у лико Озема и лягохонько преклонив голову у знак уважения, звонко молвил:

— Здраве вам велики Асуры Озем и Сумерла, владыки Подземногу мира!

— Кхе…, — не громко кашлянул Озем и тут же откликнулси. — И тебе отрок не хворать! А Сумерла и вовсе зазвенела развесёлым смехом, лягко и сице нежно, словно птица кака песню затянула. Борила немногось помедлил, выжидаючи кады Богиня перьстанеть смеятись, и як вона затихла, продолжил:

— Я прибыл к вам, шоб испросить помочи… Мои соотчичи попали у бяду… и им нужны для выздровленья стрелы Перуновы.

— Знаем… знаем мы о том, — улыбнувшись загутарил Озем и тонка, пряма морщинка разрезавша егось большенький лоб на две части расправилася. — Нам о том всё рассказали наши прислужники… грибы, ужи и кроты, — Асур смолк и впилси взором у мальчика. — Значит, — добавил он, миг спустя, — ты не побоялся к нам прийти. Не побоялся ни наших прислужников, ни нас самих которые, — и Бог сомкнул очи, а опосля прокалякал токмо, шо припомненное Борилой преданьеце, — вельми сёрдиты, их одёжи полыхають теми чарующими каменьями, а лица хмуры и тёмны. Не любять Боги людей, оно як те желають, забравшись в их владения, похитеть самоцветны каменья, оные предназначены не для жадних рук, а для светлых душ… не для горести, а лишь для красоты и радости! Не пускають у свой мир Озем и Сумерла людишек… а уж коли кто и попадёть тудыличи, сице приятен будеть лишь вумершим… мёртвым, молчаливым и покорным… — Озем нановы разомкнул очи, и, улыбаясь, отметил, — таких мрачных баек… не испугался?

— Не-а… не испужалси, — ответствовал мальчонка, и, сварганив ащё пару шажочков уперёдь, ближе к стуло Богов, лишь сильнее вздел головёшку, шоб луче видеть Асуров. — Ня мог без у тех стрел я возвярнутьси… Ня мог у бёдушке бросить соотчичей, каковые со мной у дальню стёженьку вотправилися. А посему спозволь мяне Асур Озем добыть эвонтих…эвонтих самых каменных стрел оные помогуть моим соратникам.

— Да, что ж…, — киваючи и согнав с лица вулыбку, пробалякал Бог. — Помочь… помогу. Видишь, позадь меня тучи грозовые ходять, а по их поверхности текут реки молний… тех самых стрел оброненных когда-то Перуном… Оттуда из тех туч да рек и можно добыть прошенное тобою… Так, что коль ты не трусешь — ступай. — Озем замолчал, а евойны густы, светло-буры брови сдвинулися, разом да втак близёхонько, образовав водну широку полосу, шо лико Бога стало хмурым и тёмным, точно сёрдитым. — Ступай туда и добудь ту стрелу…

Только помни одно… реки те жгучие… текут в них огненные воды. И стоит простому смертному подойти близенько… Стоит капле горящей попасть на кожу, как мигом она выгорит до костей, поев всю плоть…Так, что уж и не знаю я стоит ли тебе туда итти… стоит ли подвергать себя такой опасности… стоит ли. Токмо Борила не дал договорить желанное Асуру, и, шагнув нанова уперёдь, произнёс дюже зычно:

— У тогось я не убоюся… нешто мене нонече можно думать о собе, кадыличи в там… мои собратья повмирають… Тадыкась я могу иттить?

И прямо днесь ту стрелу добыть сице?