Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

Давнёхонько постлоили вони этот глад, сидили за лисом, длужили с духами… а потом пилишли на столону ЧилноБожи… Вон Вилховны Дижатиль мила Нави пообищал им бисмилтии… вот они и плидали СтлиБога… СтлиБога сына Лода… за то и получили наказани от Клысни. Гуша как-то неопределённо хмыкнул так, шо Борила и не понял, толь тот расстроен предательством внуков СтриБога, толь сёрдит на них.

Чичас шишуга вёл отрока чрез град, по широкой каменной стёжке, идеже по обе от неё стороны стояли чудны постройки. Усе чертоги были высокими и округлого аль четырёхугольного вида, со скирдаобразной або двухскатной крышами. На стенах помещались во множестве большие точно клин оконца со вставленной унутрь прозрачной, да голубоватой слюдой. Сами крыши белы да каменны были присыпаны сверху мелкой крошкой серебристых, да голубоватых крапинок, дивно перьливающихся при свете луны. Из крыш местами выходили, устремляясь увысь, башты узкие, да короткие, вже увитые какими-то тонкими переплетениями, напоминающими ветви плятущийся ожины, с едва заметными зеленоватыми листками, да фиолетовыми крупными ягодами, усё верно каменное. В центр крыш таких башт были вставленны тонки шпини, токась длинны, и на них размещались чудны символы, синего цвету малёхо колеблющиеся от ветру. Приглядевшись к ним Борилка скумекал, шо энтов знак— символ самого СтриБога Повелителя ветров и деда народца литаглов, который кадый-то перьшёл на сторону ЧерноБоже. Те шпини были так высоки, шо касались черноты небушка. И ежели б на них не покачивались знаки, да лунный свет иноколи их не озарял, то можно було подумать, шо то таки изумительны звёзды, появились на небосводе. Белые же стены тех чертогов усплошь украшали затейливые изображения, идеже они были искусно вырезанными у камне, а идеже просто рисованными. И на тех изображениях виднелись жители энтого чудного града, литаглы, кои парили у небесной вышине, раскрывши свои мощны крылья, связующие меж собой руки и тело. Сами литаглы изображалися серовато-голубыми, а их коротки одёжы, едва достигающие колен, да широки пояса, крепящиеся на бёдрах, были вукрашены той самой резьбой по камню, и, будучи белыми, усыпаны свёрху самоцветными каменьями от ярко-червлёного до ноли синего цветов.

Унутрь тех чертогов вели ражие двухстворчаты двери, такие же белы и каменны. Но удивительным у том граде казалось то, шо стены чертогов, дороги, слюдяные оконцы были аль прозрачными, аль белоснежными, лишь при ближайшем рассмотрение у встыках камней вжесь сёлилась зелень или желтизна. Кое-где по стенам висели прицепившиеся мелки озёрны вулитки, кусочки оборванных водорослей, а на дороге встречалси тонким слоем или лежащий махонькими кучками песочек. Иде-тось даже можно було узреть поломанны ветки и мелки каменья, но у целом град был вельми чистым, словно пред тем як вынырнуть из глубин, да показатьси Бел Свету у нем хорошенько вубрались, отмыв, да подметя усё кругом. Во множестве на дорогах, сторонь дверей чертогов лежмя лёжали и спали литаглы, сморщенные, мокрые и обветшалые…бывало они потчевали отдельно, а бывало целыми ватагами. Гуша и Борилка обошли почитай треть града, и везде им встречались те самые башты — чертоги, чуток отличающиеся друг от дружки высотой построек да их ширшиной. Порой на стенах неких из них и вовсе не живописались изображения, токмо в камне были вырезаны каки-то ветвисты переплетения, али выпуклые, чуть выступающие уперёд лики птиц сяких разных, тех коих беросы кличуть перьлётными, поелику вони на зимушку улетають со своих земель. Их защитником отродясь считалси повелитель воздушных дуновений Асур СтриБог. А поелику глядели со стен чертогов на отрока и шишугу образы журавлей, гусей, лебедей, уток, ласточек, скворцов, соловьев, кукушек, со длинными, или коротким шеями, загнутыми, вострыми или лоптастыми як у водоплавающих клювами. Наконец малец и Гуша остановилися подле самого большого и высокого из виденных доселе чертогов, и энтова постройка отличалась от других. Не токась тем, шо казалась голубоватого, а не белого цвета, и на ней отсутствовали изображения, а сами стены, и воконца были туто-ва украшены лишь крупными голубоватыми, с кулак, самоцветными каменьями, лучисто перьливающимися. Но и тем, шо двухстворчаты, высоки двери были сотворены из полупрозрачного тёмну-синего матерьялу, плотного на вид и какого-то мощного. Двери были распахнуты настежь, и посторонь правой створки, притулившись к ней, лёжал литагл, мало чем отличающийся оттогось, оного видели у входа в град. Правду молвить одёжа у него була получе сохранённой и чёрнуго цвету, да и шапка вяще долгая и свешивалась почти до плеча. Литагл крепко спал, вобнявши, будто дорогу родню, свой топор, и, завалившись на бок, подтянув ноги шибко к телу, показывая пришлым свову спину, и голы подошвы стоп. Гуша глянул на спящего литагла и смело пошёл у чертоги. Борюша вжесь почемуй-то замешкалси, ово ли пужалси войти вовнутрь такой дюжей постройки, ово ли просто рассматривал чудной матерьял, из какового были сотворены створки дверей, через оные прекрасно зрились стены. Мальчик протянул руку навстречу створки двери и медленно провёл пальцами по ейной поверхности. Вона оказалася на ощупь холодной и весьма гладкой, а при постукивание издавала негромкий, но звонкий звук. Отрок убрал руку от створки и ащё раз подивившись, направил свову поступь вслед за вошедшим углубь чертог шишугой. Энто небывалое жилище унутрях было не мнее восхитительно.

Огромная, округлая палата стёны которой были из того же бледно-голубоватого камня. Токмо вони чарующе светились и у тем светом ярко озаряли усё палату. Свод потолка до зела далёкий и будто коловидный, а его яркость бледнела по мере подъёма, да у там в вышине и вовсе гляделась чернотой, на глади коей светились мерцая маненькие восьмилучевые звёздочки— символ Бога Сварога. Эвонтов распрекрасный символ означал присутствие главного Божества в усём.

Вон изображалси на одёже, поясах и усяких иных предметах быта.

Иноколь беросы кликали таку звёздочку: Бероским Васильком аль Звездой Алатырь. Оглядев тот заоблачный и словно небесный свод чертогов, малец опустил голову и вуставился на пол который также, як и потолок, был чорного цвета и на нём блистали серебристы аль белы звёзды, по виду небольше ноготка. На евонтом изумительном полу уповалку, раскидав руки и ноги, лёжали и крепко спали литаглы, их было много так, шо становилось не можным сосчитать. Некие из литаглов крепко сжимали у руках те самы серповидны топоры, некие из них спали сидючи, привалившись к стене, и у руках ихних ничавось не було. У те внуки СтриБога которые спали в обнимку с оружием были обмотаны у чёрны холсты, а те у кыих ентовы топоры отсутствовали, казали красны одёжы, коротки до колен и без рукавов. А у глубине палаты на каком-то огромном белом стуло с высоким ослоном и подлокотниками, со резными, мощными ножками, свесив главу на грудь, обхватив ручки, крепко впившись у них подушечками пальцев, восседал и вовсе здоровенный летагл. Вон будучи намного крупнее усех тех кто лёжал на полу, аль сидел прижавшись к стенам, верно значилси туто-ва старшиной, и смотрелси дюже страшным. И усё из-за того, шо лишайники укрывавшие евойну главу, щёки да подбородок, опускались ему на грудь и имели чёрно-пепельный цвет. А загнутый, схожий с птичьим клювом, нос, вже перьломанный посерёдке, был свёрнут на сторону, отчегось и лицо его чудилось вроде як потянутым улево. На голове у эвонтого литагла, прямо на лишайниках поместилси тонкий с палец ширшиной обод златистого цвету, в гладь полотна, какового були вставлены синии самоцветны каменья. Борила сделал несколько робких шагов по палате и тихое касание его голых подошв отозвалси звуком плюханья ног по воде. Он подошёл к замершему шишуге, и встал обок. Гуша протянул руку уперёд, и, направив палец на литагла восседающего на стуло, молвил: