Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

— Ты чё? — зеваючи вопросил мальчик, да разведя у стороны руки, потянулси.

— Чё… чё… чё сици спись долзи? — спросом на спрос ответствовал Гуша и пошевелив своим приплюснутым носом, зекнул глазьми на котомку. — А чавось то у тибя в котомки шибулшит… шибулшит и шибулшит и тихонько так стликочит?

— Тось у меня ванов червячок, — пояснил Борила. И абие мальчуган подалси уперёд, намереваясь поднятьси с охабня.

Шишуга мгновенно отодвинулси от мальчика управо, при том вдругорядь зыркнув очами в направлении лежащей котомки. Боренька сев, покрутил головой, ащё раз зевнул, и, нащупав правой рукой котомку, на всяк случай, подняв её, положил к собе на вытянутые ноги, да досказал:

— Мене его, днесь ночью Кострубонька подарил, абы вон нам у стёженьке по болотам чисту воду казал. Глаза шишуги наблюдающие за перьмещением котомки с охабня на ноги Борюши, немедля полыхнули ярким зеленоватым огнём. Он перьстал шамать и порывисто сглотнув таящееся у рту, подняв руки с землице, колготно потёр меже собой длани и беспокойно оглянувшись, вроде як проверяя никтось его из воинов не слухаеть, молвил:

— Ох, Болилка! до чиво ж ванов чилвячок кусный… ох! плямк…плямк… кусный… Дай… дай… мини иво… а я тиби сам чисту водису лазысу… я ж знаишь ак башковит. Малец негромко рассмеялси, соглашаясь с шишугой, шо вон и ей-ей, як прав насчет своей головёшки, кыя, истинну гутарить, була башковитой. Обаче то балякать услух не стал, абы не обидеть шишугу, а посему произнёс:

— Не-а… Гуш… не дам. Зане ентов ванов червячок не кусный… Он наверно дух какой-то лясной… и подарен мене Кострубонькой для делу, а не просто сице… не для живота твойного. Да и засим, вон такой маханький, ты ево у роть положишь и не заметишь како он вкуса.

— Замичу… замичу…, — торопливо ответил шишуга и в подтверждение сказанных слов закивал своей большушей головёшкой, опосля он резко повернул её у сторону чернолесья, и, узрев выходящих оттедась Сома и Былята несущих у руках охапки сушняка, добавил, — давай… Давай сколее… я иго поим и замичу…

— Ты чавось не уразумел, — громко засмеялси Борилка. И занеже шишуга навис своей главой над котомкой и даже раскрыл широкось рот, зашевелив у нём языком, мальчик упёр ладонь в выступающий уперёд лоб Гуши и несильно оттолкнув его назадь, скузал, — жучок ентов он нас у няшах от жажды спасать будять… Я ж те балабоню, вон дух какой…

Ты ево ноне сглотнёшь, а вон ураз в животе твовом вырастить, обратившись у духа како и разорветь тобе на части… на кусочки… И ничавось от тобе не останетси… ано твоейной лялизки. Шишуга не мешкая сомкнул уста, спрятав унутри рта столь любиму им лялизку, да присмирел. Зане можеть вон представил собе, аки разрывая ево тельце на части и кусочки появитси какой-нить лесной дух, сжимающий у мощной руке длинный, зелёно-серый язык…. и вжелание жвакать ванова червячка у Гуши без задержу пропало. Надсадно вздохнув шишуга поднялси на ноги, покрытые короткой, тёмно-бурой шерстью, упрочем як и усё тело, и руки, склонил к долу свою здоровенную голову да поплёлси прочь от Борилы. Малец поглядел в сторону уходящего горемыки Гуши, каковой обойдя Любина, оный беззаботно посмеивалси слухая молвь мальчонки и шишуги, да помешивал деревянной ложкой горячу похлёбку, пристроившуюся над ихним костерком, направилси ко ближайшей берёзе, шоб як смекнул Борил в тиши ейной половить букашек. К костру подошёл Былята да швырнув на оземь ветви, стряхнул уцепившиеся за холст цветастой рубахи веточки, и крупинки земли, а опосля опустившись на присядки, начал ломать принесённый хворост да подкидывать его у огонь. Сом же направилси к костру, за которым усё ищё почивали Сеслав и Крас, жёлаючи поддержать жизнь огня и у нём.

— Ну, ты, чавось Борюша, выспалси, аль тобе ентов похититель котомок пробудил? — вопросил, усмехаясь у курчавые вусы Былята.

— Похититель котомок… — изумлённо прогутарил мальчуган, да развернув главу у направлении старшины воинов, удивлённо на негось вуставилси. — Ты о чём таком гутаришь дядька Былята.

— Дэк… як о чём… об ентом самом… твоём соратнике Гуше, — заметил Былята и порывисто дунул уперёд, изгоняя от лика густой сероватый дым, выпорхнувший из костра стоило токмо у него подкинуть сухих ветвей. — Як вон токась проснулси, поутру, сице ну-кась носом, да ушами водить из стороны у сторону, а опосля аки сиганёть к тобе… Хвать котомку со груди твоей и текать… Насилу мы с Сомом евось догнали да котомку отобрали.

— Я вдумал эвонто колоид… колоид, — откликнулси Гуша из-за березы идеже, притаившись и зычно плямкая, вылавливал из выси языком каку-то живность, оттогось голос звучал ево приглушённо. — Думал энтовный колоид… днись у Болилки виносик Лугового созжлёть.

— Агась короед…, — усмехаясь изрёк от соседнего костра Сом. — Оно як у ны того самого короеда заменяешь ты… поелику нам надоть пужатьси лишь тобе… И вжесь хватить Гуша тындой прикидыватьси…

Нешто короед могёть зачурованный веночек жёвать.

— Ну… кто иво знать… того колоида…, — долетел постепенно удаляющийся глас шишуги, ужотко из глубины леса. — Мозжёть иму энтова зачулованность дюжи плиятна. Борила вуслыхав ответ Гуши весело и задорно засмеялси так, шо Крас, верно разбуженный энтим весельем, негромко хмыкнул, поддерживаючи радость мальца, да повернулси на бок, подставив огню костра свову мощну спину. Мальчоночка огляделси, и, не узрев большу часть путников, абие перьстал хохотать, да обратившись к старшине воинов, поспрашал:

— Дядька Былята, а куды усе подевались?

— Пошли во главе со Гордыней сыскивать укрыв-травку, шоб зажаренное мясо у неё укрыть и воно не портилось, — пояснил Былята и пошевелил прогорающие ветви во костре кривоватой, короткой тычиной.

— А…а…, — зевнул отрок и вукладываясь на охабень, положил котомку справа, прижав её к собе. — Ну тадысь, я ащё подремлю… занеже Гуша вжелаючи слопать ванова червячка разбудил мене.

— Дэк, шо ж, подреми Борюша… подреми, — негромким голосом пробачил Былята и принялси нанова, подкладывать у огонь сухи ветви, переламываючи их надвое. Мальчик вудобно пристроившись на охабне Сома, да подложив под главу ладони упёрси взглядом во небесный купол. Он скорей сего проспал больчу часть дня, потомуй как воз Ра ужо миновал две-трети неба и тяперича двинулси к закату, к западению красна солнышка.

Небесная лазурь поражала своей чистотой, на ней ни було, ни водного облачка али белого пятнышка, лишь нескончаемая голубизна далёкого свода. И почему-то казалось Борилке, глядять на него, проступая скрезь ту лазурь, тёмно-голубые очи Асура Крышни, таки широкие и крупные, будто охватывающие боляхну часть небесной тверди. Теплый и лёгкий Летний ветерок Догода, самый добрый из Асуров, похожий и обликом, и нравом на мать свову Богиню Немизу— приносящий свежесть жарким летним деньком, нежданно пролетел иде-то недалече от мальца, чуть задев его лико прохладным дыханием. И Борила разглядел, шо Догода молодой юноша ражий и сильный, чем-то схожий с Красом. У Асура были такие же, ковыльного цвета, волосы, коротка, не густа борода да редкие вусы, а на голове его находилси плетённый из васильков веночек. Догода одетый у голубо-прозрачну одёжу, ноли незримо скользящую по воздуху, имел за плечьми широкие, перьливающиеся жёлтым и зелёным светом крылья. Асур содеял круг на мальчоночкой, засим на морг завис над ним, евось большие крылья легко и еле заметно поддымались увыспрь, да вопускались удол. Бог ласковенько посотрел на отрока лазурного цвета очами и просиявши, резво мотнул головой, и тады ж с евойного василькового венка, сорвалось несколько голубоватых лепестков цвета, вони закружились у воздухе и медленно полетели униз, прямо к лицу Борюши. Мальчик удивленно наблюдал як голубоватые лепестки неторопливо вопускаются ко нему. Кады ж вони упали на его праву щёку, то сей же сиг обратились у капли водицы. Капли скользнули по коже щеки да скатились к приоткрытому рту отрока, и, сорвавшись с нежно-алой верхней губы, улетели униз, стремясь впасть прямёхонько на язык.