Елена Асеева - Веремя странствий [СИ]

— Ну… быть может— этого юношу вы оставите нам?.. Он тоже молод.

— Неть, — покачивая, вотрицательно главой ответил Былята. — Ден ты не усвоил Комол? Никого мы не вуставим… никого… Коль не желаете помогать… не помогайте… як у ны у беросов гутаритьси: «Сами вуправимси». Дэ-к токмо из наших соотчичей никогось мы вам у дар не вуставим… не принесём… Нас ведуть Боги: Крышня, Велес, Ярило… и безсумления Вышня… Ступаим мы по стёжке, шо нам вуказали наши Асуры и свурачивать не будём… Ну, а коль вы забыли усяки добры вобычаи… сице пущай эвонто на ваших душеньках ярмом виснеть… А наю, я у том уверен… наю помогуть и подскажуть иные жители ентих лесов. Былята прокалякал у те слова и замолчал и тадысь на кулиге наступила тишина…. така, шо Борюша вуслыхал пение птичек, да лёгкий скрип ветвей деревов, а можеть рук и ног друдов. Унезапно в разговор вмешалси сидящий на поваленном сосновом стволе Щеко, вон поднялси с няго и чуть-чуть покачиваясь взадь да вперёдь, частенько прерываяся и вздыхаючи, произнёс:

— Ты, Комол, чавось не понимаешь… аль просто притворяишьси?

Зло… зло движитси на наши земли… и почему энто ты порешил, шо воно… у то зло тобя не коснётси каким-нить боком… Ты чё думаешь туто-ва у ентом краснолесье отсидетьси… отпрятатьси?.. А коль тако не получитси… тадысь як?.. Коли эвонто зло доберётси до вашего бора, да аки вухватить вас злобными ручищами… тряхнёть хорошенько, а опосля и вовсе придушить… тя самого и твой народ… Эх вы! — горестно дохнул Щеко и тяжелёхонько вздрогнул усем телом, да абы не впасть сызнова вуселси на бревно, токмо гутарить усё ж продолжил, — рядиться вон тут с нами… будто торговец на торжке… будто базыга он… ох…ох…ох! — тошнёхонько достонал Щеко, судя по усему, вутомлённый баляканьем. Глядючи на старшину друдов Борилка зрел як тот явно боритси с собой, оттогось на евойном лице проступала то сёрдитость то доброта.

Ужось, по-видимому, не желалось ему помогать путникам сице без дара, да услышанные слова Щеко и евойны мучения произвели на него како-то действо, и на губах друда появилась робка вулыбка, он чуток колебалси, а засим ответствовал:

— Что ж… может вы и правы… Да только и меня вы поймите… Вас здесь много, и один человек ничего не значит… а для нас быть может…

— Комол, ну, чаво ты балабонишь тутась, — возмущённо изрёк Сеслав, и резко всплеснул крепкими ручищами, у то не в силах слыхать. — Да… для ны кажный есть собрат… близонький да родненький… И гибель нашего Любина, огромнейшая бёдушка… бёда для усех сразу и для кажного в отдельности… И ежели помогать не хошь… сице уходи луче, сами справимси. Но таки разговоры слухать мене, як воину не приятно, — и Сеслав на миг прервавшись, похлопал ладонью по ножнам, указуя усем своим видом, шо могёть постоять за собе и соратников… тем паче нонче пред ним был народ, а не нежить какову убить неможно. Токмо сиё постукивание и на Комола произвело нужно впечатление, оттогось он, повертав главу, начал гутарить с другими друдами, едва слышно загурлыкав, словно на каком-то птичьем говоре. Те… иные друды, шо пришли с Комолом, на том же гурлыкающем языке стали чавой-то ему отвечать. А опосля одна из них, верно то была женщина, потомуй как у неё имелась грудь, развернулася и неспешно перьступая, своими немного согнутыми, корневищами ног вушла у лесну глубь. Морг спустя и усе другие друды, оные так жарко спорили, последовали за ней при вэнтом ано не глянув на затихших на прогалинке странников.

Туды ж ушёл и Комол, тяхонько поскрыпывая своими ручищами, и восталси на кулиге токась один друд. Ентов житель бора слегка отличалси от других и имел желтовато-зелёную кожу, а кора на его руках и ногах была тёмно-серой. Он был мужем и внегда говаривал с друдами вельми сильно горячилси, громче усех гурлыкал и беспокойно размахивал корневищами рук. Посему после того, як усе друды пропали у краснолесье, вон окинув взглядом путников, просиявши вулыбкой, молвил им:

— Меня зовут Лепей. Все друды отказались принять вас гостьми в своих жилищах, я же нет. И меня не надо будет благодарить…

Пойдем-те со мной, я приглашаю вас в свою лачугу… И хотя она не такая просторная, как у других моих собратьев, но вы сможете в ней отдохнуть, поесть… а ваших больных… ваших больных я постараюсь излечить. Однако прежде, чем мы уйдём отсюда… прежде чем войдем в поселение друдов, надобно придать огню тело вашего почившего собрата… Потому как друды запретили приносить его в Журушку. И Лепей, не дожидаючись согласия путников, чичас же подошёл к поваленному небольшому стволу ели, густо поросшему зеленоватым мхом и присыпанному сверху опавшей хвоей да легошенько ево подняв, чуток тряхнул им… Немедленно со ствола у разны направленья полётели комья земли и мох, а кдолу посыпались хвоинки да веточки. Еле слышно поскрыпывая деревянными частьми тела друд направилси к стволу на коем сидывали Щеко и Ратмир, и каковой лежал посредь кулиги. И абие усе кто находилси на прогалинке торопливо начали помогать Лепею сбирать ветви, стволы деревов, сооружая костёр, последнее пристанище для тела Любина. Хворым Щеко и Ратмиру помогли перьбратьси у друго место и усадили их прямь на покрыту невысокими травами оземь. Не прошло многу времечка як погребальный костёр был лажен и тадысь Сом да Крас возложили на него тело Любина, прямо на носилках, сняв с няго охабень которым тот был укрыт. Открыв у тем самым евойно лико так, абы мог воин-берос видывать, у последний раз, заходящее на покой красно солнышко, вечереющее небо покрывающееся самоцветными небесными телами украшенными многоликими лучами, символом Бога Ярила. Опосля ж вони обложили костёр вкруг ветвями да собранным сухим мхом, кыей утирая очи сбирал Борилка и подвывающий Гуша. Кады ж усё було готово Лепей, воины, отрок и шишуга обступили костёр по коло, и Орёл с Красом подожгли егось со двух разных сторон. Огонь мгновенно ухватилси за сухой мох, засим торопливо перьбралси на потрескивающие ветви, прожорливо перькинулси на стволы и само тело Любина.

— Добрей стёжки брат наш! — громко выкрикнули воины, и, вынув из ножен мячи вустремили их выспрь… туды у далёкие серые небесны дали… туды, кудыличи днесь направила свову поступь душа Любина… туды к предкам, родам, Асурам.

— Светлыми тропами у Вырай, иди мой добрый друг! — негромко добавил Сом, каковой особлива был дружен с Любином. И тяперича у левой руке сжимал рукоять меча Любина, прижимая холодный клинок к сердцу, символизируя тем самым прощание с ним егойно сына, оному по возвращению воины должны будуть перьдать меч почившего отца. Огонь ужотко почитай сожрал стволы деревов, он почитай пожелвил и тело Любина, кады Лепей, низко склонив главу пред прахом павшего, и оглядывая горестно вздыхающих воинов вставляющих мячи у ножны, скузал: