Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

У тот Колобок чё не послухалси старчих да от Раса убёг… не внял зову Девы да от неё убёг! а посим промаж Вепря и Щуки проскользнул!

У тот чё озорничал и от Лебедя убёг… а опосля и Змея проскачыл! У тот каковой своевольником стал и от Ворона убёг! У тот оный строптивец от Медведя убёг… да на Аиста не глянул мимо прокатилси!

У тот саврас без узды от Волка убёг!» «У то я!.. я!.. раз таковой… пригожий да забавный Колобок!»— прошептал, в ответь вон и всплакнул…ужотко так яму страшно було на зуб у той Лисаньке попасть. «Чаво ж тады от мене не убегёшь!»— вскликнула Лиса и вухватила Колобка… зараз да усего… у роть пихнула и ну его жёвать. У так усего и пожвакала, ничавось опосля той итьбы не воставивши.» Дедко Заруба смолкал и старческой рукой трепетно поводил по волосёнкам лежащего сторонь него Бореньки, ащё махунечкого такового мальчоночки. И Борюша смыкал очи да засыпал, чуя ту исходящу от дедки любовь и нежность. Помнил Борилка и як вумер дедко… та потеря до зела чётко вошла у евойну детску душеньку. Потомуй как ранёхо по утречку вон, ищё совсем дитя, любил приходить к дедке на печь, абы залезть ко нему под одеяльце и зипун да вдохнуть дух близкого сродника, с которым засегда роднить едина юшенька. Обаче у то утречко, едва озарямое Ра, матушка перьхватила сынка пред печкой и споднявши на рученьки прижала к жаркой, пахнущей молоком груди и чуть слышно шепнула в ушко, мешая говорок со слезами:» Ты Борюшенька к дедко не лезай… Дедко наш помер… Вушёл он у Вырай-сад к нашим предкам…» И у та молвь, васнь полоснула душеньку мальца жгучей болью, вон выглянул из-за плеча матушки и зекнул очами на печь, иде усё также тихонько, точно кочумаря лёживал дедко… умерший, замерший на усегда дедко Заруба. И ноне припомнив кадый-то перьжитую потерю, да всматриваясь у далёкий Месяц, оный в бероском предание и вупоминалси Колобком, да двигалси по небосводу от полнолуния ко новолунию мальчуган чуть слышно вздохнул. А обладая чудным зрением, дарёным зёрнышком Ясуней, видал как ужось подошедший, по-видимому, к Чертогу Волка Месяц, на самом деле, худоватый Бог, во бледнеющем одеянии весьма внимательно наблюдал за полётом лебедей. Из егось бело-серебристого лика вышел неширокий луч, он вроде як прочертал торенку по каковой тяперича и летели лебеди, а вкупе с ними, у дивной лодочке, простой бероский отрок Борилка. Легохонький ветерок трепал егось долги кудри, нежно проходилси по озаряемому лунным светом лицу, будто подбадривая, або утирая слёзинки вызванные воспоминаниями о дедке. Инолды мальчик поводил озябшими плечьми, оно аки по мере полёта вкруг него воздух становилси усё прохладней и прохладней, а маленько попозжа он и сувсем взмёрз, да бойко зустучал зубами, ведь порванна тонка рубаха хлюпая рваными кусками холста лишь шибчее охлаждала его тело.

Поелику мальчонка отпустивши борта лодочки, оплёл собе ручонками, стараясь хоть сице согретьси. Густая тьма ж продолжала витать окрестъ ночи, и окромя лебедей, Месяца, да тропки чё вон живописал, ничавось ни зрелось. Одначе немного погодя Борила, укачиваемый полётом, а потому иноредь смыкающий очи, стал примечать, чё небо вроде прынялось светлеть.

Казалось то подымалси на небесный купол воз Асура Ра, обаче оглядевшись отрок ни усмотрел евойных мощных волов. А дороженька промаж того, выпорхнувшая из лика Месяца, нежданно осталась идей-то слева, занеже лебеди свярнув со неё, понесли лодочку у ином направлении… Тудысь, идеже словно восходил на небосвод Бог Ра.

Оставшийся позади Месяц, ищё немножечко виднелси, озирающему небесны раздолья Бориле, но вмале и он исчез. И тады пред мальчишечкой стало выступать яркой полосой уначале сереющее, а засим наполняющееся голубизной небо, инолды вукрытое пушистыми смурными и иссиня-белыми облаками. Боренька покедова усё обнимающий собя, чичас ж расплёл объятия и вухватилси за борта лодочки, а опосля вызарилси униз. Да усмотрел, там за бортом лодочки, токмо плотную бело-серую пелену, будто под ним стлалась не родная землица, а кака-то парная баня. Бело-серые облака клубились всюду, куды не повернись, они витали осторонь летящих лебедей, разрывающих их на части взмахами крылов, касались своими рыхлыми боками бортов лодочки, и точно самого мальца, оставляючи капель воды на волосьях, рубахе и лице. А упереди бледнеющая голубизна небесной тверди наполнялась синевой и проступала ярче. Ащё маленько и усё небо резко… враз, будто по волшебно молвленному словечку, содеялось бледно-голубым, а плотное марево облаков абие опустилось пониже, аль у то лебеди взяли повыше, и тады ж идей-то у дали и оченно высоко показалси сам пылающий солнечным светом воз Асура Ра. Посем унезапно справа, верно сувсем рядышком, лучистой жёлто-зеленоватой полосой с паче бледными краяшками, точно порезанной бахромой замерцал свет. И мальчику почудилось, чё у эвонтом свете захороводили какой-то изумительный пляс Вилы. Их было вельми много, вони были также купавы, аки и те оных он видывал раньче, и кои тяперича несли его у лодочке. Токась в отличие от ентих Вил, те пляшущие у полосе, имели не златые волосья, а почитай шо зекрые до зела чудно переливающиеся. Облаченья их блистали дюже чарующим светом от смаглого до голубоватого, и усяк раз как вони поводя плечьми, не шибко топали ноженьками, слышалось обомлевшему Боренке негромкий шёпоток аль продолжительны шептаньица. Обаче инолды звук становилси вяще зычным и напоминал раскатистый гром тока долетающий издалече. Мальчик вцепившись ручонками у борта лодочки долзе так вглядывалси у пленительный пляс Вил, а кадыка лебеди направили свой полёть униз, прервалси от созерцания облачных дев и вытянув маненько увысь шею, зыркнул глазьми на то место куды его доставили. Прямёхонько пред ним словно раздвинувши усё ищё прикрывающие землю рыхлые, перьевые останки облаков у стороны выступила макушка превысоченной горищи.

Склоны евонтой горы казались ровными, васнь залащенными, а по виду вона напоминала копну сена тока с ровными сторонами. Сама вершина была дюже огромадна, так чё зараз обхватить её взглядом мальцу не вудалось, срубленная и венчающаяся вельми прямым пятачком, она поражала своей величественностью. Право молвить по одному ейному краю зрилси топорщившийся увыспрь водним боком махонистый валун, точно тёсанный при том оченно гладкий. Тот валун был почитай смаглого цвету и на евойной глади проступали лучисто рдяные знаки.

Те знаки боляхные у размахе, слегка зыбились, вроде як были живыми або начертанными трепетно дышащими существами. И знаков тех було на валуне превелико множество. Лебеди неспешно взмахиваючи крылами миновали тот ономеднишний валун и будто свершивши сворот, пошли на приземление. Ищё немного и пред мальцом мелькнула каменна гладь макушки, такой лощённой словно ктой-то её токась днесь ладнеко обмыл водицей. На той каменной поверхности совершенно не обозревалось ни тока стыков промеж сомкнутых голышей, но даже нитей от у тех сращиваний. Сами каменья были чёрными и вельми светозарно поблескивали посыпанными сверху крапинками зелёных и жёлтых огоньков, вроде як не просохшей капели водицы. Вмале розоватые лапы лебедей коснулись каменной вершины и у то ж мгновеньеце они сложили, сомкнув, свои мощны крылья на птичьи тела.