Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 1 [litres]

А дальше – часть груди как будто тоже пропала.

Юноша чувствовал правую ногу – она колотила в землю. Но не чувствовал левую. Непонятно.

Очень медленно он повернулся на спину и уставился в ночное небо.

Как же много там места – до этого потолка никому не дотянуться, и под ним могли бы жить все. Без тесноты, в мире, места хватит всем.

Абасард удивился, что радуется тому, что пришел сюда, увидел, стал свидетелем, понял. Радуется, даже умирая.

Красная Маска вышел из темноты туда, где ожидал Масарк с летерийской лошадью. За ним двигалось стадо родара: доминантные самцы впереди глядели на Красную Маску. Собаки лаяли и покусывали родара на другом фланге. Далекие крики двух других молодых воинов показывали, что они там, где и должны быть.

Забравшись в седло, Красная Маска кивнул Масарку и развернул скакуна.

Масарк молча смотрел на далекий летерийский лагерь, где, похоже, продолжалась нечестивая бойня.

Его охрана. Он возьмет за шкирку вождя гейнтоков. Он поведет нас на войну с летери. Он – Красная Маска, который отрекся от оул, только чтобы вернуться .

Я думал, что он опоздал .

Теперь я думаю, что ошибался .

Масарк вспомнил о своей Смертной ночи – воспоминания налетели, как крылатые демоны. Он лишился рассудка в той вырытой берлоге, и не осталось почти ничего, чтобы вернуться, когда его ослепило утро. Сейчас безумие улеглось, трепыхаясь на кончиках пальцев, слабое и дикое, еще нерешительное, не готовое действовать, проявить себя. Ничто не сдержит его. И никто.

Никто, кроме Красной Маски. Моего вождя .

Который дал волю собственному безумию много лет назад .

Самки черепах вида виник обычно обитали в верховьях бесчисленных притоков реки Летер, в прудах-бассейнах и верховых болотцах хвойных лесов у подножия Синецветских гор. Вода, подпертая плотинами плоскохвостых речных крыс, спускалась небольшими уступами к широким притокам, питающим великую реку. Черепахи-виники в удлиненных панцирях со спинным гребнем имели длинные когтистые передние лапы с противопоставленным большим пальцем. В сезон кладки яиц самки – значительно меньше самцов, обитающих в глубоких реках и морях, – рыскали по прудам, отыскивая гнезда водоплавающих птиц. Найдя достаточно большое и доступное гнездо, самка виника начинала его готовить. Прежде чем откладывать собственные яйца, черепаха выделяла слизь, которой покрывала птичьи яйца, – эта слизь сдерживала развитие зародыша птицы. Отложив собственные яйца, самка виника сдвигала гнездо, отправляя его в плавание по течению. У каждого препятствия собирались молодые самцы-виники, чтобы перетащить гнездо посуху и позволить ему продолжить пассивную миграцию к реке Летер.

Многие яйца тонули или застревали у непреодолимых препятствий в длинном, опасном пути к морю. Другие подвергались разорению взрослых виников, обитающих в глубинах главной реки. В гнездах, достигших моря, проклюнувшиеся из яйца черепашата питались зародышами птиц, а потом соскальзывали в соленую воду. Только достигнув подросткового возраста – лет шестидесяти-семидесяти, – новое поколение виников начинает многолетнее путешествие вверх по реке, к далеким мутным прудам в хвойных лесах Синецветья.

Гнезда качались на волнах реки Летер, текущей по имперскому городу Летерасу, резиденции императора. Лодки местных рыбаков сторонились их – иногда крупный самец-виник провожает гнездо под поверхностью воды и, если только не проголодается настолько, чтобы разорить гнездо, будет его защищать. Мало кто из рыбаков по своей воле согласился бы столкнуться с существом весом с вельбот и способным разодрать этот самый вельбот на куски клювом и когтистыми лапами.

Появление гнезд знаменовало начало лета, как и тучи вьющихся над рекой мошек, понижение уровня воды и вонь обнажившегося вдоль берега ила.

На легком подъеме за Старым дворцом, на пустынном пространстве, где остались фундаменты древних башен – и среди них одна из черного камня во дворе с низкой оградой, – согбенная, укрытая капюшоном фигура тащилась к воротам. Незнакомец был скручен старыми бурями неимоверной силы, и теперь через обветшалую мантию торчал каждый позвонок, а плечи выдавались так далеко вперед, что руки свисали до грязной земли, поддерживая изломанное тело.

Незнакомец пришел искать гнездо. Кучу разрытой земли и жухлой травы, изъеденную червями дыру в ныне мертвое царство. Щупая сверхъестественным чувством, он двигался от одной могилы к другой. Пусто… пусто… пусто.

Странные насекомые убирались с его пути. Мошки вились над ним тучами, однако не присаживались подкрепиться, потому что кровь искателя была отравлена хаосом. Вечерний свет цеплялся за его бесформенную тень, словно пытался понять это дурное пятно на древней земле двора.

Пусто…

А вот здесь – нет. Он даже позволил себе обрадоваться на краткий миг. Наконец-то подозрения подтвердились. Это мертвое место… было не до конца мертво. Да, башня Азатов сейчас всего лишь безжизненный камень, вся сила и вся воля утекли. Но какое-то чародейство осталось – здесь, под громадной кучей, среди поломанных деревьев. Точно Куральд. Возможно, Галейн – явно ощущается вонь тисте анди. Вяжущие ритуалы, толстая прочная пряжа, призванная удержать что-то… кого-то… внизу .