Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 1 [litres]

– Удинаас, эти чешуйчатые грызуны пришли из мира к’чейн че’маллей. Раньше они были крупнее – их разводили на мясо, но попадались умные – умнее, пожалуй, чем им полагалось. Они начали сбегать из загонов, прятались в горах. Говорят, там еще некоторые остались…

Удинаас презрительно фыркнул:

– Говорят? Ты болтался по кабакам, Сушеный?

– Вот ужасная расплата за тесное знакомство – ты больше не уважаешь меня, должник. Самая трагическая ошибка – учитывая то, каким знанием я обладаю…

– Это как проклятие скуки, – сказал Удинаас, поднимаясь на ноги. – Погляди на нее. – Он кивнул на Кубышку. – Скажи, ты веришь в невинность? Впрочем, забудь: меня твое мнение не интересует. В общем, я – нет. То есть не верю. И все же эта девочка… Ладно, я уже начинаю горевать.

– И о чем будешь горевать? – спросил Сушеный.

– О невинности, дух. Когда ее придется убить.

Сушеный против обыкновения промолчал.

Удинаас взглянул на скорченную тень, потом фыркнул:

– Ох уж это твое заветное знание…

В семнадцати легендах описана война против чешуйчатых демонов; оулы называли их кечра. Легенды повествовали об ужасных столкновениях, после которых равнины и холмы Оул’дана оставались усыпаны трупами воинов. Кечра пришли с запада, с земель, которые через века будут принадлежать Летерийской империи, а в то время, тысячелетия назад, бескрайние дикие пустоши могли похвастаться лишь болотами и мухами. Побитая, потрепанная орда… кечра явно уже пережили неслыханные тяготы; и в некоторых вариантах легенд говорилось, что кечра сами бежали, спасались от опустошительной войны, которая довела их до отчаяния.

Перед лицом уничтожения оулы научились сражаться с этими созданиями. Они встретили прилив, сдержали его и повернули вспять.

Или так заявлено в сказках – звенящих, победных сказках.

Красная Маска знал иную правду. Война закончилась, потому что волна миграции кечра достигла восточного края Оул’дана и покатилась дальше. Конечно, они несли потери от воинственных предков оулов, но, честно говоря, почти не заметили препятствия на своем пути, и смерть многих соплеменников стала для них лишь еще одним суровым испытанием в цепи трагических испытаний.

Кечра. К’чейн Че’малле, перворожденные драконов.

В знании, по мнению Красной Маски, нет ничего аппетитного или полезного. Когда-то мир молодого воина был всего лишь узелком на веревке народа оулов, его осознанной привязкой к истории древнего рода. Он и не представлял, что существует так много других веревочек, так много переплетенных нитей; не сознавал прежде, как огромна сеть существования, как запуталась она со времен Ночи творения, когда явилось на свет все сущее, рожденное из обмана и предательства и обреченное на вечную борьбу.

И Красная Маска пришел к пониманию борьбы – нашел его в удивленных глазах родара и в робком страхе миридов; в неверии юного воина, умирающего на камнях; в удивленном постижении женщины, отдающей свою жизнь ребенку, которого выталкивает между ног. Он видел старых людей и животных, покорно умирающих; видел и других – сражающихся до последнего вдоха. Хотя не мог понять причины, награды, ожидающей после этой бесконечной борьбы.

Даже боги-духи его народа сражались, бились, воевали оружием веры, нетерпимостью и сладкими потоками ненависти. Смущенные и грязные, как смертные.

Желание летери неизбежно трансформировалось в моральное право владения. И только дураки верили, что такое возможно без крови.

Ну что ж, те же доводы – клыки и когти – дают моральное право бросить им вызов. И этой битве не будет конца, пока не сгинет одна из сторон. А еще вернее – обе стороны обречены на забвение.

И все же он будет сражаться.

Равнины, по которым Красная Маска двигался с тремя юными спутниками, когда-то принадлежали оул’данам. Пока летерийцы не расширили зону своих интересов на украденную землю и не прогнали исконных обитателей. Каменные пирамиды и тотемы разрушили и свалили в кучи; пропали даже каменные кольца – основа хижин. Травяной покров был содран; тут и там попадались длинные прямоугольные участки возделанной в ожидании посева земли и межевые столбы. Но Красная Маска знал, что почва здесь бедная, быстро истощаемая, кроме участков по старому руслу реки. Летери смогут снять урожай только раз или два – и верхний слой почвы унесет ветром. Он повидал такое на востоке диких земель, в далеком Колансе, – целой цивилизации угрожал голод, когда чумой наползала пустыня.

Мутная луна светила высоко в усыпанном звездами ночном небе; путники приближались к громадному стаду родара. Не было смысла забирать миридов: эти животные не способны долго бежать, – однако, лишь приблизившись, Красная Маска смог оценить размеры стада родара. Двадцать тысяч голов, а то и больше.

Большой лагерь погонщиков стоял на вершине холма к северу. Два постоянных бревенчатых дома с устланными дерном крышами возвышались над неглубокой долиной и над стадами – дома, как понял Красная Маска, принадлежат бригадиру управителя; вокруг будет строиться настоящее селение.

Припав к траве на краю дренажной канавы, прорезающей склон долины, с тремя молодыми воинами по левую руку Красная Маска изучал летерийцев еще двадцать ударов сердца, потом жестом позвал Масарка и остальных в канаву.

– Это безумие, – прошептал воин по имени Тевен. – В лагере с сотню летери, а еще пастухи и их собаки. Если ветер переменится…

– Тихо, – оборвал Красная Маска. – Собак и пастухов предоставьте мне. А лагерь… скоро им будет не до вас. Возвращайтесь к лошадям, садитесь верхом. Когда появится стадо, гоните его и направляйте.

В бледном свете луны лицо Масарка исказилось, в глазах мелькнул дикий огонек – он непросто пережил Смертную ночь, но пока, с виду, сохранил рассудок. Красная Маска подозревал, что и Тевен, и Крайсос воспользовались белдонной травкой, протащив ее в гроб, чтобы нажеваться до бесчувствия и не ощущать панику. Может, и ничего. Но у Масарка не было белдонной травки. Для него, как для большинства жителей открытых пространств, заключение в тесноте было хуже смерти, хуже всего, что можно представить.

И все же был смысл в том, чтобы прожариться в этом переходе к взрослости, когда для возрождения смотришь в лицо самому себе, собственным демонам, которых невозможно прогнать. Воин, носящий шрамы от этого перехода, начинает понимать, что такое воображение – это оружие, которое обнажается на каждом шагу, но оно столь же опасно для его носителя, как и для воображаемого врага. С развитием этого оружия рождается мудрость: во всех битвах мы сражаемся нашим воображением – во внутренних битвах, в сражениях в мире вокруг нас. Вот правда власти, и воину надлежит научиться командовать собой и другими . Возможно, солдаты-летерийцы, добившиеся высокого звания, ощущают нечто подобное, хотя Красная Маска в этом сомневался.