Шимун Врочек - Фатум. Самые темные века [сборник litres]

Настроение у него портилось все сильнее.

С самого начала не понравился ему приказ. Спешно собирать полусотню, запаса брать на неделю да идти к заставе «Вычегова Сыть». Сидела эта застава на самом краю Великого Княжества, если на карте смотреть – на длинном узком выступе, глубоко уходившем в Дурные земли, что наползали на Княжество Вычеговыми болотами. Место глухое, заросшее черным ельником, под пологом которого бесконечная топь, куда провалишься – пропадешь.

Застава держала единственную дорогу, по которой изредка ходили купеческие караваны да безумные паломники Неизвестных Богов. Но поставили ее не ради этих редких путников. По ней приходили Безликие на своих неутомимых, похожих на скелеты, конях. Приходили за данью.

За детьми.

Вот уже неделю, как ведуны Воинского Приказа не слышали ничего от говорунов заставы. А было их там аж двое, и службу они несли по очереди под надежным присмотром.

Так что сердце у Тишилы было не на месте. В тех местах случиться могло что угодно, но отчего собрали их так спешно, не дав даже близких оповестить? Впрочем, в его полусотне женатых было – по пальцам пересчитать Старый служака, он старался подбирать к себе мужиков одиноких. Для таких десяток становился семьей, а он, пятидесятник, почти богом. Не совсем – но неподалеку от трона.

К вечеру дорога повернула за холм.

За ним открылась равнина, уходящая к далеким, укрытым вечным туманом взгорьям, справа надвинулась опушка Ломаного леса, резко обрывавшегося на границе топи. На равнине виднелись развалины – не то сторожевой башни, не то древнего замка. Еще времен Старого Мира.

Люди устали от однообразия, душной жары, которая не спадала даже в сумерках. Десятники то и дело покрикивали: – Не спать! В оба глядеть, сказано!

И все равно первыми Черных Вдов заметил проводник.

– К оружию!

Высокая тощая фигура соткалась из теней и ползущего со стороны леса тумана, встала поперек дороги.

– Стрелы готовь! Говоруна в середину! Кругом становись!

Крив выстроил свой десяток поблизости от Тишилы, сам рядом встал.

– Ты гляди, да их тут гнезда три, не меньше!

Не то летели, не то бежали от леса тощие мосластые существа в развевающихся лохмотьях. Рты раззявлены – несется не то плач, не то смех, от которого коленки дрожат и валом наплывает пахнущий лесной прелью туман.

– Круг замкнуть не дайте! – проорал Тишило.

Десятники рявкнули:

– Пали!

Полетели первые огненные стрелы.

По траве покатилась одна фигура, вторая…

Но остальные, хихикая, разбежались по сторонам, окружая людей и заключая их в середину безумного хоровода.

Та, что вышла на дорогу первой, так и стояла, чуть склонив голову, словно внимательно прислушивалась к чему-то.

Взвыв – Тишиле послышались в этом вое слова какого-то древнего нелюдского языка, – Вдовы взметнули в воздух длинные белые руки. Из тонких пальцев полетела серая паутина.

– Щиты! – рявкнул Тишило. – Говоруна беречь!

– Уходить надо! Положат нас тут! – крикнул он проводнику.

Прикрытый щитами говорун мерно раскачивался, сидя на коленях, и тихонько завывал.

Закричал:

– Больно! Жжет! Жжет! – Ударил себя ладонью в лоб, завалился набок.

Паутина падала на щиты, прилипала, дерево тихонько потрескивало, в воздухе поплыл запах гари. Но пока щиты держались – насквозь паутина не прожигала.

Тяжелые болты самострелов удерживали Черных Вдов на расстоянии, и пока паутину удавалось стряхнуть в траву, где она, шипя, распадалась на длинные мерзко пахнущие пряди.

Но ночь наступала, и мечущиеся фигуры все чаще подбирались почти вплотную.

– К башне идем, – показал на невидимые в темноте развалины Бранимир. – Отсидимся до утра, эти со светом уйдут. Не смогут они долго, тут же несколько гнезд собралось, скоро перегрызутся.

Полусотня медленно двинулась, ощетинившись копьями и самострелами.

Бранимир шел впереди, обнажив короткий тяжелый меч. Таким удобно и с коня наотмашь рубить, и в лесу среди деревьев колоть.

Нечисть почуяла, что добыча ускользает, над полем поднялся тоскливый вой. Словно плакальщицы над могилой темного забытого бога собрались. За то и прозвали тех тварей Черными Вдовами.

Бранимир шел пешим. Жеребец – следом, всхрапывал, дико косил, готовый ударить тяжелым копытом.

– Строй держать! Держать! Щиты не опускать! – орали десятники.

Кто-то хрипло каркнул, жутко забулькал, с левого края один из стрельцов валился, зажимая горло. Пальцы заливало черное.

Порыв ночного ветра занес под щит паутину. Завоняло паленым мясом. С боков подхватили, понесли.

Тишило глянул в белое лицо, скомандовал:

– Оставить. Мертвый.

Дружина прорывалась, тело легло в траву, над ним тут же склонились две высокие фигуры. Изогнулись, затряслись в нечеловеческой радости – показалось, задергался мертвец.

Может, живой был?! – рванулся назад Крив.

На плечо легла тяжелая рука в черной кожаной перчатке.

– Оставь. Не поможешь. Они из него теперь очарованного сделают, будет в гнезде служить.

– Что они? – Тишило бесшумно подошел к Бранимиру. Тот уже второй час неподвижно стоял на обломанном зубце осевшей от времени башни. За ней обнаружился широкий двор, опоясанный высокой стеной с выкрошившимися зубцами, – туда завели лошадей и повозку с припасами.

По пути полусотня потеряла еще двоих. Четверых сильно посекло паутиной, но удалось дотащить. Сейчас они лежали в одной из пустых пыльных комнат – они опоясывали башню сверху донизу в шесть рядов. Внутренняя стена во многих местах обвалилась, отчего строение теперь напоминало гигантский разоренный улей.

– Стоят. Ждут, – равнодушно отозвался проводник.

Тишило мялся, наконец спросил:

– Что за место такое? Говорун плачет, бьется, говорит, ни единой мысли уловить не может, поговорить из Приказа не с кем. А говорун у нас сильный, мы с ним и далеко ходили, а он все точно слышал да слова верно передавал. Помощь звать надо.

Высокий бледный проводник усмехнулся:

– Место как место. Старое. Сиди, жди утра. Сторожу поставил – и ладно. Большего ты и не сделаешь.

С тем Тишило и ушел.

Бранимир остался.

Он смотрел, как выходят из далекого леса приземистые шестиногие фигуры. Как садятся верхом на них Черные Вдовы. Как приближаются они к осевшей башне и встают кругом.

Потом зазвучала песня.

Крив очнулся от немыслимого холода. Хотел позвать – в воздух вылетел лишь парок дыхания да тихий хрип. Десятник с трудом разогнулся, попытался нащупать меч и заорал, разрывая пересохшую заледеневшую глотку. Шишак примерз к ладони.

Крив огляделся. Один. Пустой двор. Ни людей, ни лошадей.

– Где все? – прошептал стрелец.

Башня была та – но не та. Двор, груды камня, обвалившиеся стены покрывал слой сухого серого пыльного снега. Все вокруг казалось не просто древним, а забытым. Как будто из мира ушла жизнь.