Ричард Швартц - Второй легион

Завязанная в узел тряпочка, смоченная водой, принесла самый лучший результат. Ребёнок посасывал её и перестал кричать, а только ещё тихо, душераздирающе и безустанно плакал.

Когда мы вечером сделали привал, я оказался на значительном расстояние от лагеря с курительной трубкой в руке и просил богов дать мне терпения. Я услышал позади шаги, между тем я хорошо мог различать звуки: это были Янош и Варош.

— Это ужасно раздражает, — сказал Янош.

— Замолчала бы хоть один раз, — вздохнул Варош. — Только на одно короткое мгновение, чтобы можно было спокойно вздохнуть три раза! Она совсем измаялась, плачет и плачет, и плачет. Откуда она берёт силы?

— Думаю, дети такие.

— Я знаю, у меня у самого есть младшие братья и сёстры, — Варош плюхнулся рядом со мной на песок.

— Я только знаю, что её мать сделает всё возможное, чтобы вернуться к ней. Этот плачь… Ребёнок привык, что о нём заботятся, — заметил тихо Янош. — Можешь себе представить, чтобы усыпить собственного ребёнка и зарыть в песок?

— Нет. Должно быть она была в отчаяние, — сказал я.

Уже только мысль об этом заставила меня содрогнуться.

— Может она думала, что ребёнку лучше умереть, чем оказаться в плену? — было не похоже, чтобы Варош действительно в это верил.

— И кладёт в его могилу янтарь? Нет. Это была взятка для тех, кто найдёт ребёнка. Могу поклясться, что с тех пор, как её похитили, она беспрерывно молится за ребёнка. У меня поперёк горла стоит то, что мы ничего не можем предпринять, — Янош говорил тихо, но в его голосе слышался вопрос.

— Я не мог принять другого решения, — объяснил я, потягивая трубку.

Ощупав лицо Фараизы, я попытался представить как она выглядит, но не смог. В памяти осталось только ощущение бархатистой кожи.

— Её молитвы были услышаны. Это доказательство того, что боги влияют на события. Подумайте, каким ничтожным был шанс, что мы найдём её, — заметил тихо Варош.

— Часто говорят, что боги стоят рядом и ничего не делают, когда человек находится в беде, — продолжил я. — Но иногда я думаю, что мы просто не видим, что они для нас делают. Что им приходится думать о благополучие многих, когда они допускают бедствие одного.

— Что ж, сейчас они допустили, чтобы в беду попало много людей, — сказал Янош.

— Я никогда не видел армию Талака, но мысленно представляю её себе как бесконечного, чёрного червя, который растаптывает наши королевства в пыль своими тысячью ногами. А иногда мне снится, что наши мертвецы поднимаются из пыли и начинают шагать в ногу с этими армиями.

— В ваших снах, к сожалению, есть доля правды, — промолвил я тихо. — Лиандра сообщила мне, что через стену Келара перебросили мёртвых, а тёмная магия затем оживила их.

— Некромантия, — ужаснулся Варош. — Нет более запрещённой науки, чем эта. Ни одной, которая бы так противоречила воле богов! Как посмел кто-то так открыто восстать против богов?

— Два варианта, — ответил я. — Либо он не верит в богов, либо считает себя сильнее них. Нет, три. Он думает, что сам бог. До меня дошли слухи, что люди в Талаке должны ему поклоняться.

Вдалеке я услышал крик Фараизы.

— Судьба королевств — это то, на что мы почти не можем повлиять, — сказал Янош. — Даже если сейчас пытаемся. Но в наших силах изменить судьбу ребёнка к лучшему. Что вы собираетесь делать с Фараизей?

Я задумчиво затянулся трубкой.

— Я ещё не знаю. Всё зависит от того, что мы найдём в Газалабаде. У нас есть её родовой символ. Может в городе знают её семью, и мы найдём родственников. А может отдадим в храм? У нас есть золото, а вместе с приданым из янтаря будет достаточно для воспитания в храме.

— Оставить её у себя мы не можем, — сказал Варош. — Хотя мне кажется, что Зокора очень хотелось бы. Она положила в корзину ребёнка кинжал её отца.

Я рассмеялся.

— Я не удивлён.

Некоторое время мы так сидели, прислушиваясь к ветру, который заставлял шуршать дюны и к далёкому плачу младенца.

В кокой-то момент мы встали и вернулись в лагерь.

В эту ночь плачь Фараизы не давал мне спать; когда она наконец замолчала, я подумал, спит ли она или замолчала по другой причине. Но мне не пришлось размышлять об этом долго, потому что я сам провалился в сон, и был за это благодарен.

17. Гостеприимный дом

Эту ночь мы провели на открытом воздухе, без укрытия, не считая навеса из брезента. Утро поприветствовало меня потрескиванием песка, ударяющегося о мой брезент. Песок я обнаружил также во рту, ушах и носу, так как за ночь поднялся ветер.

— Солнце истекает кровью, — сообщила мне Поппет. — Я вижу тёмную, коричнево-красную полосу на небе, такое ощущение, будто пальцы тянуться в нашем направлении.

— Надвигается буря, — сказала Лиандра, стоящая рядом.

В данный момент нести Фараизу была очередь Зиглинды.

— Буря? Дождь будет как раз кстати, — заметил Янош. — Он, наконец, избавит меня от этого проклятого песка. Просто невероятно, куда он только не попадает.

— Не думаю, что будет дождь, — произнёс я тихо. — Грозовые тучи не коричнево-красного цвета.

— Что тогда несут эти тучи, если не дождь? — спросил Янош.

— Песок, — прокомментировала Зиглинда. — Нам нужно поторопиться! Надеюсь, мы достаточно близко к следующей дорожной станции, чтобы вовремя до неё добраться.

— Песок? — недоверчиво переспросил Янош. — Как песок может попасть в тучи? Я имею ввиду, как туда попадает вода я тоже не знаю, но песок?

— Поверь мне, это песок, — сообщила Зиглинда. — И, если мы не найдём укрытия, придётся туго.

— Хорошо, — я собрал своё снаряжение. — Тогда давайте больше не будем впустую тратить время.

— И не позавтракаем? — возмутился Янош. — Я должен маршировать на пустой желудок?

— Попробуй ногами, — крикнула Зокора. — На них идти намного легче.

— Я ошибаюсь или Зокора время от времени пытается шутить? — немного позже спросила меня Лиандра

Мы обмотали голову платками, и её голос звучал приглушённо. Но платки защищали нас от песка, который снова и снова поднимал ветер.

— Либо это, либо всё, что говорит, подразумевает всерьёз, — ответил я.

— Не знаю, что меня пугает больше, — сказала она, тихо рассмеявшись. — То или другое.

У меня возникла идея.

— Поппет?

— Да.

— Твой талант — камень. Песок — это не что иное, как растёртый камень. Ты можешь что-нибудь сделать?

— Нет. Камень есть камень, а песок есть песок. А мой талант — это только природная порода. Кирпичи или стена с деревянной конструкцией внутри не подчиняются моему таланту.

Я остановился.

— С каких пор вы свободны?

— Что вы имеете ввиду, Хавальд?

— Уже несколько дней твои ответы стали более объёмными, а также ты отвечаешь на вопросы, которые я не задавал напрямую.