Джанго Векслер - Тысяча Имен

Финн коснулся кровавого месива, из которого торчали осколки металла, и у него вырвался хриплый вскрик. Бобби вздрогнул как ужаленный. Винтер положила руку ему на плечо и увлекла за собой – назад к баррикаде, подальше от импровизированного лазарета.

– Сэр? – В голосе Бобби прозвучала робость. – Я не то чтобы… просто… можно вас кое о чем попросить?

– Попросить?

Бобби остановился. И продолжил так тихо, что никто, кроме Винтер, не мог его услышать:

– Если мне случится… если меня подстрелят… знаете, как бывает…

– Прекрати! – отрезала Винтер. – Всякий знает, что вслух говорить об этом – все равно что напрашиваться. Всевышний обожает иронию.

Бобби передернуло.

– Прошу прощенья, сэр, но это и правда важно. Если… в общем, то самое… вы могли бы мне кое-что пообещать?

– Возможно, – сказала Винтер.

– Не отдавайте меня мясникам! – выпалил Бобби. – Пожалуйста! Лучше вы сами.

– Я не врач.

– Тогда… пускай Графф или кто-то другой, кому вы доверяете, но только не к мясникам! – Паренек взглянул на Винтер, и на его юном лице отразилось отчаяние. – Можно?

В таких случаях Винтер обычно сразу давала слово, а потом при необходимости его так же легко нарушала. Многие солдаты боялись попасть в руки полевых хирургов. Этот страх был естественен для тех, кто хоть раз побывал в лазарете или видел, как сослуживцы покидают его без руки или ноги. Винтер и сама не питала особой любви к медикам. И все же, если бы ей довелось попасть в такое положение, она, скорее всего, предпочла бы жить калекой, чем медленно и мучительно умирать от загноившейся раны.

В обычных обстоятельствах она сочла бы просьбу Бобби заурядной нервозностью перед боем – страхами, о которых он назавтра бы и думать забыл, – однако сейчас в глазах капрала была такая неподдельная тревога, что Винтер насторожилась.

– Графф тоже не настоящий врач, – сказала она, тщательно подбирая слова и пристально следя за лицом Бобби. – Давай-ка начистоту. Если выбор будет такой: либо в лазарет, либо в могилу…

– Лучше умереть, – перебил Бобби. – Обещаете?

Мгновение поколебавшись, Винтер кивнула:

– Да, обещаю. Но и ты уж, будь добр, не подставляйся под пулю, а то я не представляю, как потом объясняться с Фолсомом и Граффом.

Бобби неуверенно хихикнул. Винтер прикидывала, как бы развеять охватившее их мрачное настроение, однако ломать голову не пришлось. Со стороны баррикады раздался выстрел, а вслед за ним крик: «Аскеры!» В один миг на пристани воцарилась суматоха. Винтер услышала зычный рев Фолсома, – перекрывая галдеж, капрал командовал построение.

Она еще раз хлопнула Бобби по плечу и торопливо протолкалась к покатому боку перевернутой баржи, плоское дно которой к центру слегка поднималось, образуя небольшой киль, однако это не мешало обзору. Винтер увидела, как Графф распекает солдата, держащего в руках дымящийся мушкет.

Стало быть, все не так плохо, как она опасалась. Глянув вперед, на пристань, огражденную с двух сторон лодками, и на деревню, Винтер не обнаружила никаких признаков врага. Она отозвала Граффа в сторону и потребовала доложить о происшедшем.

– Оплошка вышла, сэр. Он не должен был стрелять.

– Ложная тревога? – с надеждой уточнила Винтер. Чем позже появятся здесь аскеры Хтобы, тем меньше седьмой роте придется ждать прибытия основных сил.

– Нет, сэр, не ложная, да только их оказалось немного. Я разглядел троих, но, может, была еще парочка. Прятались за домами, вроде как подкрадывались. Ферстейн пальнул наугад, и они бросились наутек.

– Значит, разведчики. – Винтер прикусила губу. – Теперь их командир знает, что в деревне нас нет и мы забаррикадировались на пристани. Может быть, ему не известно, что мы ждем переправы всего полка. Возможно, он ожидает собственных подкреплений.

– Возможно, сэр, – согласился Графф.

– Допустим, что нет.

Винтер окинула взглядом баржу, которую втащила поперек пристани команда Фолсома. Уместиться за ней смогут только восемь, от силы девять стрелков, да и то если встанут плечом к плечу. Огонь выйдет не больно-то частый, даже с изрядным запасом заряженных мушкетов. С другой стороны, враги будут точно так же стеснены в действиях, да к тому же им негде укрыться.

– Если они сунутся сюда, то получат недурную взбучку, – заметил Графф, словно вторя ее мыслям. – Мне бы не хотелось штурмовать такую баррикаду.

– Будем надеяться, что им тоже.

Надежда оказалась напрасной.

Прошло еще полчаса, прежде чем вражеский командир решил, что в деревне чисто, и ввел туда свои силы. Все четыре роты – вернее, то, что от них осталось, – построились на центральной площади. Они находились в трех-четырех сотнях ярдов от края пристани и еще в двадцати ярдах от баррикады. Достаточно близко, чтобы ворданаи могли кричать и делать оскорбительные жесты, но слишком далеко, чтобы стрелять, разве что кому-то сказочно повезет попасть в цель.

Перед вражескими рядами красовался одинокий всадник – очевидно, командир аскеров. Винтер надеялась, что он, подобно своему лейтенанту, пожелает лично вести солдат в атаку, но на сей раз удача ей не улыбнулась. Когда бурые шеренги пришли в движение, всадник предпочел держаться в арьергарде. Винтер знаком приказала своим людям быть наготове. Девятеро солдат, единогласно признанных лучшими стрелками в роте, устроились за баррикадой. Остальные, заметно нервничая, разместились позади них на причале – кто сидел, кто опустился на колени, чтобы ненароком не высунуть голову из-за баржи.

Аскеры шли ротной колонной – десять с лишним шеренг по сорок человек в каждой. На подходе к пристани барабаны забили быстрее, перейдя с плавного маршевого ритма на лихорадочно учащенный стук атаки. Солдаты Винтер, уже примкнув штыки к мушкетам, выжидали, когда до первой шеренги аскеров останется сотня ярдов и колонна, еще не дойдя до пристани, уже покинет пределы деревни.

Винтер махнула рукой – и стрелки на баррикаде открыли огонь. Слитный грохот девяти мушкетов, эхом заметавшийся по забитой судами пристани, прозвучал скорее как батальонный залп. Перед баррикадой заклубился пороховой дым, то там, то сям в передней шеренге атакующих оседали, корчась от боли, валились ничком и откатывались в сторону раненые и убитые. Дистанция в сто ярдов тоже великовата для меткой стрельбы из мушкета, но шеренга врага была такой длинной и плотно сомкнутой, что несколько пуль неизбежно попали в цель.

Выстрелив, каждый из девяти тут же развернулся, вручил разряженный мушкет ждавшим наготове солдатам и взамен получил другой, заряженный и готовый к бою. Винтер наблюдала за этой процедурой с некоторой гордостью. При том что идея с заменой мушкетов пришла ей в голову перед самым боем, солдаты справлялись с ее воплощением выше всяких похвал. Грянул другой залп, уже не такой слитный, поскольку каждый из девяти выстрелил сразу, как только сумел прицелиться. Еще несколько аскеров рухнули замертво. Бурая колонна сомкнулась, закрыв бреши в рядах, поглотив убитых и раненых, словно многотелое бесформенное чудовище. Винтер слышала, как хандарайские сержанты, надрываясь от крика, требуют, несмотря на потери, держать строй.