Татьяна Буньковская - Художник

Там не было Опала, Ваня спрятал его, как и свои наброски, но Бриллианты и перо остались лежать по умыслу на чистой бумаге.

Вольфрам замер на месте, а затем от изумления резко встал, и подошел к столу.

— Не может быть! Красные Бриллианты! Где ты их взял, признавайся! — вскричал Вольфрам, гневно смотря на Ваню.

— Какие камни, о чем вы? — усмехнулся он спокойно, поражая чистотой открытого взгляда.

Вольфрам схватил жадно камни, сжав их в ладони, а затем испуганно раскрыл ладонь и его лицо исказилось от ужас. Поскольку на ладони, где он мог поклясться, были только что редкие бриллианты, осталось три пятна красного цвета. Кровь.

Трясущейся рукой Вольфрам коснулся этой крови пальцами правой руки и поднес к лицу. Это действительно была кровь — вязкая и теплая. Пятясь задом к выходу с ужасом на лице, Вольфрам упал, затем вскочил и выбежал из Ваниной комнаты, словно за ним гнался сам Дьявол. А он за ним действительно гнался…

Ваня закусил нижнюю губу, взял перо со стола, спрятал во внутренний карман куртки и, подойдя к шкафу, начал собирать вещи. Пора было и честь знать.

Но, когда спустя некоторое время Иван взял свой чемодан, собираясь выйти, Вольфрам вернулся побледневший и напуганный, но все так же стремящийся делать вид грозного миллионера. Он протянул к Ване окровавленную ладонь и пальцы, требуя:

— Сотри это.

— Но я не могу, — пожал плечами Ваня, очень спокойно смотря на испуганного Вольфрама.

— Не смывается! Пол часа под водой, но появляется вновь! Что за колдовские штучки? Это твоя Янина тебя научила? Доберусь я и до нее и до тебя! Через час начнут собираться гости, что мне делать? — спросил он, поглядывая на стол, с которого пятна крови даже не думали исчезать.

— Я ничем не могу помочь, Вольфрам, — покачал головой Ваня, — конечно, этому можно как-то помочь, я надеюсь. Но для тебя я нарисовал портрет, он может помочь. Хочешь, вместе взглянем? У меня есть еще минут пятнадцать.

Молча они вышли, Ваня взял с собой свою сумку, бросил прощальный взгляд на комнату, в которой столько пришлось осознать, и пошел за Вольфрамом.

Портрет стоял на месте в кабинете у Вольфрама, но когда тот подошел к портрету, то отпрянул в еще большем ужасе. Ваня не понимал пока причины таких эмоций у Вольфрама. Портрет был тем же, все так же на нем был изображен с гордой осанкой Вольфрам, но Ваня не видел, что видит хозяин портрета. А видел он стоящую за спиной у себя женщину, лишь чуть заметный силуэт, но было видно, что это за женщина, ее Вольфрам пытался стереть из памяти в течение двадцати пяти лет. Она еще жива и все еще его помнит, он чувствует это.

— Откуда тебе стало известно о Карине? — дрожащим голосом спросил Вольфрам.

— А кто это? — вполне невинно поинтересовался Ваня и получил гневный взгляд.

— Не претворяйся! Где ты видел эту женщину, которую здесь на этом портрете написал рядом со мной? — Вольфрам просто слюной брызгал от ярости.

— Я не вижу никакой женщины, Вольфрам. — стоял на своем Иван, даже не думая врать.

Но тут парень сориентировался, что нужно делать. И позвал охранника, спросив того, что он видит на портрете. Когда охранник признался, что никого, кроме хозяина, Вольфрам побелел от гнева.

— Вы с ним сговорились!

— Принеси нам большое зеркало, — попросил Ваня у напуганного охранника.

Когда просьба была исполнена, художник, написавший эту картину, установил зеркало напротив портрета и попросил взглянуть на причину паники в зеркало. Естественно, в зеркале на холсте загадочной женщины не было видно, что повергло в шок владельца портрета окончательно.

— Уходи, — упавшим голосом приказал он Ване, — Ты — Мастер из Ада! Желаю тебе в нем и сгореть!

— Пока ты сам в нем горишь, уже несколько лет. — пожал плечами Иван, — Мой тебе совет — найди ее, она зовет тебя, даже я это чувствую. И она ототрет кровь с твоих рук. Иначе никак.

— Я думал, ты станешь моим учеником, — надломленным голосом, тяжело дыша с потухшим и загнанным взглядом, сказал Вольфрам.

— Ученики сами находят своих учителей. Я тебя не искал, это ты пришел ко мне. Может быть, ученик здесь ты, а не я?

Ваня взял сумку и направился на выход. Больше он не думал о Вольфраме. Он думал о том, что сегодня его два изделия, над которыми он работал последнее время, попадут в руки владельцев. И он знал, что именно они увидят в этих украшениях. Лев покажет им, как женщина наступила на себя в угоду ревности ее глупого мужа и перестала излучать свет. А кулон мертвой женщины с цветком явит, как тщеславие женщины из другой пары погубило смелые идеи ее мужчины.

Вольфрам хотел, чтобы с помощью этих украшений вскормленные ним две пары далее искушали молодых влюбленных. А теперь они узнают правду о себе, они расстанутся и если будет таково желание, однажды снова сойдутся, все осознав, а может быть и вовсе друг о друге забудут. Но это лучше, чем жить и притворяться счастливыми, делая несчастными себя и другие наивные молодые пары.

У Вольфрама же были посложнее испытания впереди, чем обращать внимание на этих четырех людей, судьбы которых он однажды сломил. Сегодня он заметит, что Глаз Дьявола, чудо-брошь, смотрит на него как на жертву и если владелец броши не тронется умом, то это будет просто чудо. Вот что бывает, когда слишком заигрываешься во владельца чужих судеб. Особенно, когда используешь для этого сакральные камни, природа которых тебе не ведома. Если бы только Вольфрам знал их природу…

Прижимая к груди руку, где находился медальон, Ваня ехал в такси. Теперь осталось только одно дело и касалось оно в первую очередь его самого и Янины.

Когда Янина увидела Ваню на пороге, она сначала не могла поверить в то, что это он. Нет, он, конечно, должен был вернуться, она его ждала. Просто не верила, что дождалась. Его волосы отросли, непричесанной шапкой легли ему на лоб, одежда измята и неряшливо надета. Можно было подумать, что вернулся прежний знакомый всем простой художник. Но он был совершенно другой. Его раньше такие теплые руки были холодными, а взгляд наоборот — теплым. Он смотрел прямо и спокойно, словно они расстались вчера, либо он вообще вышел за хлебом. И в целом внутри его царило спокойствие. Это было не то, что после возвращения из Канады, тогда он был спокоен, но собран для будущих событий, а так же пуст внутри. Теперь он выглядел вернувшимся с войны, но совершенно свежим, словно этой войны и не было вовсе. И он стал наполненным.

— Я рад, что ты оказалась дома, — улыбнулся он и прошел следом за ней в кухню, где она тут же поставила чайник на огонь.

За окном шел дождь, темнело, осенняя сырость прокралась в квартиру, этой сыростью пахло, и она ощущалась в воздухе. Прохладно было, хотелось согреться, и чай оказался лучшим помощником. Пока он отогревал свои озябшие пальцы на чашке с парующим чаем, девушка сидела напротив, поджав ноги под себя.