Дин Лейпек - Дракон должен умереть [СИ]

Король ошарашенно посмотрел на него.

— Как — одну?.. Подожди, подожди, Генри. Я не могу отпустить ее неизвестно куда одну!

— Ну, не совсем одну, мой король. Принцесса поедет со мной.

— Да, но ведь ты не собираешься оставаться там, Теннесси?

— Я доверяю Сагру больше, чем себе.

— Это ничего не меняет. Одна она не поедет.

— Не одна она тоже не поедет. Простите, ваше величество, — добавил Генри, чувствуя, что уже переступает границы дозволенного.

— Почему? — спросил король, но не сердито, как ожидал Генри, а скорее устало.

— По очень многим причинам. Первую вы назвали сами. В домике Сагра есть ровно одна комната и ровно две кровати — одна для него и одна для его ученика. Поселить постоянно еще кого-нибудь — задача вряд ли осуществимая. Кроме того, Сагр не даром живет, как отшельник — он не потерпит, если у него будет ошиваться хоть кто-то лишний. А этот кто-то точно будет лишним. Принцессе нужно пройти долгое, сложное и опасное обучение. Частью этого обучения будет, в том числе, максимальная изоляция от внешнего мира. Ей это необходимо, если мы хотим, чтобы она потом могла снова появляться на людях без постоянного страха стать драконом. Ей нужно полностью сосредоточиться на себе, а это возможно только в классической системе ученик-учитель. Иначе все мероприятие будет абсолютно бессмысленным, — закончил Генри.

Король долго молчал. Потер рукой лоб, на котором вдруг очень явственно стали видны морщины.

— Иди, — сказал он наконец. — Теперь я буду заново думать.

Разговор с королем полностью отбил у Генри настроение читать. Теперь он бесцельно бродил по замку, время от времени встречаясь с кем-нибудь из немногочисленных придворных. Конечно же, Генри всех знал, и все знали его, поэтому любые разговоры сводились к малозначащим беседам, какие обычно происходят между людьми, знакомыми слишком давно, чтобы начать проявлять друг к другу настоящий интерес. Иногда встречалась какая-нибудь хорошенькая фрейлина — или хорошенькая горничная — но в своем мрачном настроении Генри не видел между ними никакой разницы. Сказывалась погода.

Прошло несколько дней, и неожиданно для себя Генри понял, что, на самом деле, всерьез вспоминает только об одной особе женского пола, находящейся в этом замке. О девочке, живущей на самом верху башни и вылезающей на крышу, когда ей становится скучно. «Ей, наверное, жутко одиноко там», — внезапно подумал Генри — и отправился к винтовой лестнице.

Он постучался три раза, но никто не ответил. Генри осторожно заглянул внутрь. Здесь было холодно — окно снова было открыто, и с улицы в комнату врывался ледяной ветер. К счастью, дождь уже перестал — поэтому вместе с ветром внутрь не врывались потоки воды. Принцессы нигде видно не было.

— Ваше высочество? — осторожно спросил Генри, но никто не отозвался. Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Порыв ветра раскидал бумаги на столе, прошелестел страницами раскрытой книги. Генри заглянул в нее, проходя мимо. «…Когда человек умирает, он видит, как солнце встает на западе. Так он переходит из одного мира в другой. Его душа летит к солнцу так быстро, что успевает увидеть, как оно встает еще раз. И в этот момент свет этого мира становится не властен над ним. Он видит Тот Свет». Генри закрыл книгу и посмотрел на обложку. «Суть Света или единобожие как истинное учение о бытии». Генри поморщился. Он скептически относился к книгам религиозного содержания. По его мнению, Свет на то и был Светом, что его невозможно описать. В отличие от всего остального.

Генри подошел к окну и выглянул наружу, наверх. Вылезти на крышу оказалось легче, чем он думал — однако проделать это нужно было на приличной высоте от земли — настолько приличной, что летальный исход при падении был бы обеспечен — но этим Генри было не испугать. Он вырос в горах. Скалистых северных горах с крутыми обрывами и глубокими ущельями под ними.

Забравшись наверх, Генри встал, осторожно ступая ногами по скользкому тесу, оглянулся вокруг — и замер. Выражение «стоять на крыше мира» всплыло в голове — и хотя он стоял всего лишь на крыше башни, зрелище все равно было фантастическое. Серые, разодранные в клочья облака быстро бежали по небу, а под ними расстилались бесконечные просторы, леса и поля, и снова леса, и снова поля, скрывавшиеся в сизой дымке вдали. Генри долго стоял и смотрел. В такие моменты он всегда думал, что сорваться и упасть вниз не очень страшно, — если перед этим ты увидел такое.

Крыша башни начиналась с довольно пологого откоса, переходившего потом в остроконечное завершение. Обойдя примерно треть круга, Генри увидел принцессу. Она сидела, скрестив ноги, почти на самом краю. На ней были штаны, толстая вязаная фуфайка и мягкие сафьяновые сапожки.

— Красиво, правда? — спросила она, не оборачиваясь.

— Красиво, — согласился Генри, подходя и садясь рядом.

— Это ближе, чем пять шагов, — заметила Джоан, наконец посмотрев на него.

— Мы не на аудиенции, принцесса.

Она слегка прищурилась и снова отвернулась.

— Наверное, вы правы.

Они немного помолчали, глядя вперед.

— Что вы делали все это время, принцесса? — спросил он наконец.

Она поморщилась.

— Читала. По большей части. А вы, лорд?

— Тоже. По большей части.

— И больше не ошивались под стенами замка по ту сторону от ворот? — она слегка улыбнулась.

— Нет. И по эту тоже.

Они еще немного посмотрели на небо и землю. Земля выглядела плоской и неправдоподобной. Небо было глубоким и слишком близким, чтобы казаться настоящим.

— Папа не хочет меня отпускать, да? — спросила Джоан вдруг. У нее была странная особенность говорить тихо и при этом очень четко, так что он легко мог разобрать ее слова даже через шум ветра.

— Не совсем… — Генри замолчал и посмотрел на принцессу. Ветер трепал ее русые, с еле заметной рыжиной волосы, заплетенные в косу и выбившиеся спереди отдельными прядями. Она смотрела прямо перед собой, маленькая девочка, сидевшая на краю крыши — на краю мира, потому что в любой момент, он знал это, она могла раскрыть крылья и переступить навсегда тонкую грань между этим миром — и вечностью.

— Он просто боится за тебя, Джо.

Она вздрогнула и обернулась, и Генри понял, что обратился к ней совсем не так, как полагалось, и даже совсем не так, как следовало. Он назвал принцессу именем, которым несколько дней называл ее в мыслях.

— Джо? — переспросила она.

— Прошу прощения. Я оговорился.

— Бывает, — улыбнулась она вдруг.

В этот момент они услышали, как внизу, в комнате, кто-то зовет Джоан. Она поднялась на ноги быстрым, отточенным движением.

— Это папа. Если я сейчас не спущусь, он начнет волноваться.