Владимир Ильин - Напряжение 4

- Точно, одеяло! - Словно осенило Нику.

- Вот, добрая госпожа, я всегда верила...

- Надо слугам сказать, чтобы наволочки несли - мешки кончаются. - Выпалив и схватив тележку за ручки, побежала Ника на новый круг.

- Еще неделю назад я была уважаемым человеком, - глядя ей в спину, с горечью произнесла Го. - А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? - Грустно обвела она взглядом огромную кучу денег, которая, казалось, не уменьшилась. - Как простая крестьянка, машу лопатой.

- Неплохо живут ваши крестьяне.

- У нас на праздники часто приносят целые горы ритуальных денег, - пожала плечами Дейю. - На похороны там, в дар духам.

- Это - настоящие. - отметила важный момент Аймара.

- Да ну? - Недоверчиво посмотрела Го на купюры.

В магазине все платилось карточкой, а зарубежные деньги принудительно выменивались на границе Китая. Да и какой был ей интерес до валюты северного соседа?

- Угу.

А вот Аймара цену этим бумажкам знала. Оттого пребывала в странном состоянии чувств, которое еще не совсем было принято разумом.

- А какой курс? - Го подняла бумажку с земли и с интересом присмотрелась к гравюрному изображению моста через реку.

- Один к шести. - Произнесла Инка, и механически перевела в куда более понятный и родной эквивалент.

Выходило сорок тонн золота. Против двух тонн, выделенных от щедрот ее семьей на поиски похищенной старшей дочери.

- А надо делить или умножать?

- Надо копать! - прорычала взбешенная и уязвленная Аймара.

Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов, покупающих и продающих, интересующихся товаром и сетующих на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и ноги замедляли шаг, пытаясь задержаться и дослушать часть чужой судьбы - но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень натянутых поперек торговых рядов пленок и тентов, уверенно раздвигая плечом развешенную в проходах одежду. Однако еще десяток метров - и нить очередного разговора увлекала за собой разум, а глаз сам по себе ложился на товар выставленный перед дородными женщинами, распекающими своих мужей или нерадивых отроков. Иногда продавцы замечали покупателя и замолкали, а мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.

Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент затяжного прыжка с большой высоты - шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивает техничность исполнения, спокойствие и знание глубины. Любая паника и резкое движение обернется тяжелой травмой или смертью. Но иногда в полет вмешивается сильный ветер, и определенность будущего разлетается вдребезги на десятки вариантов событий, закрывая обзор цепочками вероятностей перед глазами. А полет, который уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.

Вывод на финишную прямую прошел штатно: князья прибыли к воротам поместья Еремеевых, не зная друг о друге. Трое в точном намерении разрушить помолвку, четвертый абсолютно равнодушный к исходу дела - идеальная конфигурация, чтобы характер, противоречия, личные отношения и интересы присутствующих сдетонировали в монолитный состав, твердо намеренный добиться успеха. Огромный запас амбиций не давал выкристаллизироваться общей мысли похерить все дело - никто из присутствующих попросту не принял бы чужую идею и чужой план, а озвучивать собственный не позволяли приличия.

Хоть и разрушать они, в общем-то, собирались по-разному.

Князь Долгорукий собирался сорвать помолвку обыденно - настроения отца семейства ему были известны, и не было причин, по которым он формально бы выполнил просьбу Игоря, но навредил мне. Не стоит вспоминать об уступках и одолжениях, оказанных мною ему и его семье - вся благодарность и благородство за те моменты были давно законсервированы в дарственный перстень с гербом Долгоруких, который надо только отдать и попросить что угодно из разумного. После чего вновь стать ребенком, у которого он был вынужден униженно просить о милости, безвозвратно и позорно отдавая часть богатства клана. То воспоминание будет всегда сильнее любых банков и дружбы с его внуком.

Князь Панкратов убил бы отца невесты, списав его смерть на возмутительное хамство (которым могло стать недостаточно вежливое приветствие). Слишком свыкся он с желанием мести, да и мои действия с его высоткой и банкиром вряд ли оставили его равнодушным. Он просто не мог оставить мое поведение без ответа, несмотря на иные выгодные прожекты, судьба которых зависела от добрых между нами отношений - потому что иногда надо ломать выгодные перспективы, чтобы доказать себе и миру о том, что гордость важнее денег, а он не купец, но великий князь. Да, у Еремеевых была защита цесаревича - но распространялась она только на попытки мстить за события на турнире. Безусловно, цесаревич не оставил бы без внимания попытки провокаций и якобы 'случайных' трагических совпадений. Но если жених сам просит явиться на крыльцо невесты, а отец семьи ведет себя безобразно - то кто же в том виноват? Цесаревич не может прикрывать род от любой глупости, а в действиях Панкратова не было бы изначального злого умысла - так что смерть Еремеева-старшего ему вполне сошла бы с рук. Не исключаю, что Нику он при этом все равно сосватал бы, выполняя свое слово и не обращая внимание на чужое горе и слезы.

Князь Шуйский не простил покушения на свою жизнь, но в иерархии их семьи, повернувшейся с ног на голову, у него не было и шанса пойти поперек слова Артема. Поэтому он обеспечил появление у ворот князя Давыдова.

Единственный гусар в полку личной охраны императора, человек, неспособный к спокойной жизни, разрушитель сердец и физических законов, Давыдов генерировал вокруг себя такой объем бардака, что сломать сватовство ему не составило бы никакого труда - даже просить об этом не следовало, все получалось как-то само собой. 'Подослать Давыдова' на свадьбу - означало превратить торжество в самый черный день для молодых. Никому, к примеру, не нравится, как поднявший бокал князь в тексте своего торжественного тоста растроганно начинает припоминать, как он с матерью невесты смотрел на звезды самым прихотливым образом, и быть может - выдает он сейчас собственную дочь... Или без затей бьет в морду любого, кто в ответ на грозное 'гусар?!' неуверенно блеет слово 'да'. Потому что в Империи только один гусар - остальные его товарищи погибли. Очень неприятный и крайне влиятельный персонаж, которого просто нереально убить. Многие, как можно догадаться, пытались.

Князь Галицкий... Должен же быть хоть кто-то, приучающий остальных к мысли, что это им просто не повезло, и со мной можно вести дела?