Лейн Бросс - Судьбы

Её оазис был мал, возможно пять на пять футов, но он кипел жизнью. Ярко окрашенные цветы переполняли землю, вились по решёткам, разрывались словно изящные песни, звучащие из-под глубоких, длинных трав. Здесь, пахло как в раю — еще одно человеческое понятие, которое Коринфия выучила совсем недавно.

Пахло как в Пираллисе. Этот аромат характеризовал то, кем она когда-то была, кем она снова станет.

Еще одна вещь, за которую она должна благодарить Миранду.

— Привет, — прошептала она и села посреди сада, где было маленькое круглое пространство, достаточно большое, чтобы уместить Коринфию. Она слегка коснулась изысканных цветов своими пальцами и вдохнула опьяняющий запах, вызванный её прикосновением.

Она всего лишь взяла достаточно силы для выживания, и лишь у тех растений, о которых она заботилась.

Кража у природы без возвращения было против всего, во что она верила.

Когда она почувствовала себя лучше, Коринфия собрала лепестки, которые попросила для своих тоников Миранда, поблагодарила растения, затем проскользнула обратно через узкую дверь.

На кухне Миранда сидела за столом, окруженным флаконами и сушёнными листьями. Она поместила что-то между двумя небольшими, плоскими горками и была так увлечена своим заданием, что даже не оглянулась, когда Коринфия положила лепестки рядом с ней.

Тихо, так чтобы не потревожить свою попечительницу от работы, Коринфия направилась в спальню. Она не была очень просторной, возможно с половину главной комнаты, но она ухитрилась сделать её своей собственной. Старая лампа, отделанная кусочками прозрачного, красного материала, располагалась на обветшалом прикроватном столике рядом с ее кроватью. Пол был покрыт причудливой формы клочком ковра. Это должно было быть отвратительным — жёлтый и зелёный и розовый, смешанные вместе — но каким то образом это работало. Коринфия скинула свои туфли и погрузила пальцы ног в плюшевый ковёр.

Она прикрепила старый холст гвоздями к стене над своей кроватью. Она нашла его выброшенным у «Марины», отвергнутым из-за маленькой дырки в материи, и стразу поняла, что сделает с ним. Теперь простая белая ткань была покрыта жирными сине-зелёными завитками вокруг расходящихся из центра жёлтых лучей, которые формировали собой абстрактное небо.

Темная колокольня с острыми концами доминировала в левой стороне холста. Почтовая открытка была прикреплена к стене рядом с самодельной картиной: Ван Гог, звёздная ночь. Рисунок напоминал ей о Пираллисе, где вечные сумерки окрашивали всё в пурпурно-голубой.

Это было грубое изображение, но оно было её, и она любила его не смотря ни на что.

Десять лет назад, когда она открыла глаза и обнаружила себя на незнакомой крыше чуждого ей мира, звёзды над головой были единственной вещью, что она узнавала. Она стояла, одинокая и напуганная, пристально вглядываясь в небо часами, следя за тем, как оно начинало сиять, с помесью очарования и благоговейного страха.

Когда солнце наконец достигло горизонта вспышке света, она взобралась наверх, чтобы укрыться в тёмном, укромном уголке крыши. Она никогда прежде не видела рассвет солнца, за исключением в мраморе. Мир вокруг неё прояснялся до тех пор, пока не становился ослепительным, пока она не заплакала впервые, от ужаса и муки, и ощутила боль тех обжигающих слёз и оскорбительных соплей, попадающих ей в рот: всё это было в новинку. Миранда нашла её там, съёжившуюся в тени целой цистерны воды. Она поговорила с ней, всё объяснила и выманила её из укрытия. Она дала ей очки из черепашьего панциря и спокойно, плавно надела их на её лицо, принося немного утешения и энергии. Вместе, они сидели на солнечном свете и Коринфия украдкой глядела сквозь затемнённые пластиковые линзы на мир, возникающий вокруг неё.

— Я единственная? — неожиданно спросила крошечная Коринфия, изучая Миранду с внезапным любопытством.

— Нет. Существует много таких как ты, — объяснила она.

— Где они? Почему я не могу их увидеть?

Миранда улыбнулась. — Они повсюду, но ты не можешь увидеть их, потому что они сливаются. Это то, что они должны делать — жить среди людей, как один из них. И это то, что и ты теперь должна делать.

Коринфия всё ещё могла помнить то, как те слова проникли в её сознание, словно ледяная волна: изгнана сюда, в ужасный мир, полный непристойного шума и зарядов света.

Лишь звёзды на небе остались прежними. Звёзды оставались постоянными в любом подобном мире, те же созвездия, танцующие по тёмному небу. Коринфию всегда очаровывало, смотреть как они движутся. Когда она была Судьбой, она могла общаться с Невидимыми лишь стоя у реки знаний и задавая вопросы от её сердца. Однажды, она спросила, может ли небо или Пираллис передвигаться. Ответ явился ей в форме бесшумных, вибрирующих волн:

Мы существуем нигде и везде; поэтому, мы движемся всегда и никогда.

Утверждение ощущалось столь глубоко, что Коринфия потратила немереное количество энергии в попытке понять его значение, мысленно пытаясь найти начало и конец вселенной.

Хотя она знала, что такие мысли были бессмысленны. Во вселенной существовали бесконечные сферы, все соединенные одной мембраной: Распутьем. Она однажды была там и оно чуть не разорвало её на части.

Она закончила переодеваться и скользнула в мягкий розовый халат. Тихо, она вернулась на кухню, где Миранда теперь работала над горшком парящей воды, напевая себе под нос. Миранда всегда мурчала, когда была погружена в задание или глубокие раздумья. Рядом с ней, на столе, было несколько смятых чеков, которые, как Коринфия смутно припомнила, принадлежали городской транспортной системе. Это означало, что Миранда снова пользовалась транспортом.

— Почему ты ездишь на автобусах? — внезапно спросила Коринфия. Ей всегда было интересно, но Миранда почти никогда не отвечала на вопрос откровенно.

Миранда не оглянулась. — Ты никогда не знаешь, когда появится удобный случай.

— Удобный случай для чего? — спросила Коринфия.

— Для всего и чего угодно, — ответила Миранда, улыбаясь.

Коринфия потрясла головой. У Миранды были странные привычки. Она была известна за то, что могла кататься на велосипеде часами, разговаривая с людьми. Один раз, Коринфия попробовала это, надеясь, что она сможет связаться с другими Исполнителями. Но это вынудило её взаимодействовать с людьми — а разговор с ними оказался слишком неловким. Однако, Миранда казалась воодушевлённой после этих прогулок. Коринфия никогда не понимала почему. Возможно, это было также как и её интерес к одежде — необъяснимо, частичка, маленький кусочек Гумании притягивал её.

Коринфия наполнила ванну водой, настолько горячей, насколько она могла выдержать. Вода сделала её кожу розовой и она аккуратно потёрла всё тело: между пальцев ног, под ногтями, за ушами. Смерть словно бы цеплялась за кожу и Коринфия ненавидела это чувство — как будто всё её тело было обёрнуто холодной, лишенной теплоты хваткой.