Лейн Бросс - Судьбы

Миранда повернулась и сдула оставшийся порошок со своих пальцев.

— Ходят между мирами. Если Невидимые будут счастливы после двух твоих новых заданий… — Она умолкла, оставляя фразу недосказанной, улыбнулась, когда залезла в свой карман. — Твое новое задание. Завтра, на миссии бухта Харбор.

На ее ладони лежал камень.

Коринфия взяла мрамор и стала задумчиво вертеть его в руках: будет ли это еще одна смерть, так скоро после последней?

Внутри мрамора чередовались изображения: огромное количество смеющихся подростков. Вечеринка. Мерцание крошечных фонарей — морской порт, виднеющийся вдали. Лодки, раскачивающиеся в тёмной воде. Затем двое целующихся людей.

Коринфии были непонятные подобные вещи — совпадения, случайные встречи, романтика. Смерть была чище, яснее. Но любовь? Эти понятия ускользали от неё и смущали. Но её работа заключалась не в сомнениях, она просто должна была выполнять свои обязанности.

— Вечеринка будет забавной, — сказала Миранда с улыбкой. — Ты же подросток, ты должна знать.

Коринфия понимала, что Миранда поддразнивает ее. Она не была похожа на людей, с которыми имела дело.

Миранда сжала ее плечо.

— Ты можешь одеть одно из своих новых платьев.

Сколько бы сторон этого мира Коринфия не считала отвратительными — постоянный шум, резкий аромат человеческого отчаяния, но всё же была одна вещь, которая по-настоящему нравилась ей. Это то как люди одевались: красочные модели одежды и обуви, сверкающая бисером бижутерия, украшенные драгоценными камнями браслеты, ожерелья, кольца.

В Пираллисе все Судьбы выглядели одинаково. Они носили белые платья из лепестков цветов. По стандартам Пираллиса Судьбы были красивы. Но людям нравились цвета. И Коринфия осознавала, что она разделяла их мнение.

Однако не с самого начала. Сначала, этот мир казался ослепительным и беспорядочным. По началу, Коринфия носила пару очков, сделанных из черепашьего панциря, куда бы она не пошла в Сан Франциско — даже в самые туманные, тёмные дни, и даже не смотря на то, что линзы тогда были слишком велики для её небольшого лица. Но это была лишь одна из множества едва заметных вещей, что поменялись в Коринфии в течении прошедших десяти лет. Со временем, она каким-то образом приспособилась к солнечному свету, гулу постоянного движения и к яркому освещению. Её глаза стали менее чувствительными. Позже, она даже осознала, что ей нравилась возбуждающая энергия утра; тихие, ровные лучи полуденного солнца; долгий, открытый зевок вечера; тёмная тишина полночи.

Она не просто приспосабливалась к Гумании — она вливалась в этот мир. Принимая всё больше и больше людских особенностей. Даже возможно, подумала она с внезапной острой болью, становилась одной из них. Но пребывание здесь, в этом мире, всё еще причиняло ей боль; она по-прежнему чувствовала почти постоянную тоску по Пираллису.

Она закрыла глаза, прогоняя прочь все мысли.

— Ты выглядишь уставшей. Ты вышивала в саду в последнее время? — спросила Миранда.

— Нет, — признала Коринфия.

— Тогда иди. Я буду здесь, когда ты вернёшься. — Она изящно обошла вокруг стола в центре комнаты. — И принеси мне пригоршню ихинасии и несколько лепестков Брахмы Кемэл.

Вышивание. Это было их собственное слово, носившее значение, известное только Миранде и Коринфии. Будучи Судьбой в Пираллисе, Коринфия была привязана к миру, окружавшего её. Воздух, небо, растения — всё обладало энергией, силой, насыщающей тело. Но в Гумании, земля причиняла боль. Первый раз, когда она тайно попыталась извлечь силу из неё, боль была столь невыносимой, что она парализовало её на несколько дней. Её убедили, что она наказана.

Но Миранда ухаживала за маленьким, давно заброшенным садом в северной части круглой пристройки, который она вернула к жизни. Здесь расцветали цветы и зелёные листья тянулись к солнцу. Его великолепие влекло Коринфию, и когда она обнаружила его, она распростёрла руки по поверхности земли, чувствуя лёгкую вибрацию, исходящую снизу. Она вонзила свои маленькие пальцы в землю, надавливая достаточно сильно, чтобы почувствовать холодную почву, заполняющую прорезь между ногтями. Постепенно, её чувства усилились. Вибрация становилась всё громче и переросла в мягкое, нарастающее гудение.

Жизнь пульсировала из-под земли, слабо сначала, и проникала в её тело. Коринфия всё еще могла чувствовать боль деревьев и растений за пределами этого маленького, защищённого места, но она была приглушенной. Тем не менее, облегчение было неописуемым. Она могла слышать жужжание пчёл, могла уловить запах изысканных кустов роз, растущих по краям сада, могла чувствовать биение земли, мурлыкающей под её пальцами.

Она казалось вечность сидела там прежде, чем Миранда нашла её.

— Что ты делаешь? — У Миранды была та же загадочная улыбка, которую Коринфия видела столько раз.

— Я…Я просто… просто вышиваю.

— Вышиваешь?

Это было одно из новых слов, что она узнала в Гумании. Продеть нитку в иголку, а затем ткать стежки вперёд и назад до тех пор, пока они не превратятся во что-то прекрасное. Это было лучшее слово, которое она могла подобрать для того, чтобы описать процесс, который всегда был столь природным, подсознательным. Она встала, неожиданно испытав чувство стыда, решаясь объяснить. — Что-то…проходит сквозь меня, когда я здесь. Как полосы красок. Они поднимаются по кончикам пальцев, сплетая всё внутри меня в единое целое. Я чувствую себя…сильнее в этом месте.

— В этом нет ничего неправильного, — нежно сказала Миранда. — Мы берём, затем возвращаем. — Она наклонила кувшин над гроздью жёлтых цветов, высовывающихся из-под земли.

Теперь, когда Коринфия нуждалась в силе, она знала, что могла пойти туда, не стыдясь. Это не питало её так, как в Пираллисе, но по крайней мере, Коринфия могла вышить достаточно энергии для исполнения работы, которой её озадачивали.

Истощение делало её шаги тяжёлыми, пока Коринфия выходила из комнаты и повернула направо, вниз по короткому коридору, что вел к ещё более короткому пролёту крутых ступенек. На лестнице, толстая, деревянная дверь, едва с один фут шириной, распахнулась на бесшумных петлях. Солнце исчезло. Ночное небо было чернильно-синем, а звёзды начинали выплывать из темноты.

Дверь открывалась прямо в маленький сад. Пространство сворачивалось в задней части ротонды, прочь от широких тропинок для туристов и бегунов. Сад был скрыт от посторонних глаз стеной высокой, толстой, живой изгороди, которую Миранда посадила много лет тому назад.

Хотя Коринфия порой слышала голоса поблизости, никто пока что не проложил себе путь через толстую листву, чтобы обнаружить её. По крайней мере, не в то время, пока она находилась там.