Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

Мунтадир внимательно посмотрел на него.

– И как же ее описывают учебники, Ализейд? Что Бич исчез загадочным образом, в пиковый момент своего восстания, накануне попытки отвоевать Дэвабад? – Его брат опустился на колени и поднял амулет. – Какое удобное совпадение.

Али замотал головой.

– Этого не может быть. Джинн никогда не выдаст другого джинна ифритам. Даже своего злейшего врага.

– Не будь ребенком, братишка, – упрекнул Мунтадир и вернул шкатулку на место. – Это была самая страшная война в истории нашего народа. А Дараявахауш был чудовищем. Это даже я знаю. Если Зейди аль-Кахтани хотел помочь своему народу, он пошел бы на все, чтобы положить конец этой войне. Даже на такое.

Али был потрясен. «Такая судьба страшнее смерти» – вот что все в один голос говорили о рабстве. Вечное служение, необходимость исполнять самые страшные и интимные желания постоянно сменяющих друг друга человеческих повелителей. Из тех рабов, кого удавалось найти и спасти, лишь единицам посчастливилось сохранить здравый рассудок.

Зейди аль-Кахтани не мог никого обречь на такое, – убеждал себя Али. Невозможно, чтобы долгое правление их династии было основано на страшном предательстве их расы.

– Но это значит… не думаешь же ты, что разведчик видел…

– Нет, – ответил Мунтадир слишком поспешно. – Этого просто не может быть. Вот он, его реликт, у нас. Он не мог бы вернуться в свое тело.

Али кивнул.

– Ну да, конечно, не мог. Ты прав.

Он постарался выбросить из головы кошмарную мысль о Биче Кви-Цзы, окончательно обезумевшем, освобожденном после многовекового рабства, который жаждет мести за истребленных Нахид.

– Зачем ты привел меня сюда, Диру?

– Чтобы ты навел порядок у себя в голове. Чтобы напомнить о нашем настоящем враге. – Мунтадир обвел рукой лежащие тут повсюду останки Нахид. – Ты никогда не встречал Нахид, Али. Никогда не видел, как Манижа одним щелчком пальцев ломает кости джинну, стоящему в другом конце зала.

– Но какая разница. Все равно они мертвы.

– А Дэвы живы, – ответил Мунтадир. – Там, наверху, эти дети, за чьи судьбы ты так трясешься… что случится с ними в худшем случае? Они вырастут, считая себя чистокровными? – Мунтадир покачал головой. – Совет Нахид просто сжег бы их заживо. Да что там, половина Дэвов и сейчас сочтет это дельной идеей. Отец пытается не нарушить равновесия. Наша позиция – нейтральная. Только так мы сохраним мир в городе. – Он перешел на шепот. – А ты… твоя позиция не нейтральная. Джинны с твоими речами и образом мысли опасны. И отец никогда не закроет глаза на угрозу, висящую над его городом.

Али прислонился к каменному саркофагу, но, вспомнив о его содержимом, тут же выпрямился.

– Что ты хочешь сказать, Диру?

Его брат посмотрел ему прямо в глаза.

– Сегодня должно кое-что произойти, Ализейд. И тебе это не понравится. Поэтому я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не натворишь глупостей.

Смертельная серьезность в словах Мунтадира напугала его.

– Что должно произойти?

Мунтадир покачал голвой.

– Я не могу на это ответить.

– Тогда как ты можешь просить меня…

– Я просто хочу, чтобы ты позволил абе сделать то, что должно быть сделано для поддержания мира в городе, – Мунтадир хмуро посмотрел на него. – Я знаю, вы что-то замышляете с шафитами, Зейди. Я не знаю что и знать не хочу. Но это должно прекратиться. Сегодня же.

У Али пересохло во рту. Он не мог выдавить из себя ответа.

– Диру, я…

Мунтадир успокоил его.

– Нет, ахи. Мы не будем сейчас ссориться. Я твой эмир и твой старший брат, и я говорю тебе: держись от шафитов подальше. Зейди… посмотри на меня .

Он опять взял Али за подбородок и вынудил брата посмотреть ему в глаза. Али увидел в его взгляде столько братской любви и тревоги, что у него чуть не перехватило дыхание.

– Прошу тебя, ахи. Иначе еще немного, и я уже ничем не смогу тебе помочь.

Али сделал глубокий вдох. Оставшись наедине со старшим братом, с которого он много лет брал пример, бок о бок с которым проведет и всю свою жизнь в роли каида, служа ему и защищая его, Али почувствовал, как страх и стыд, копившиеся в нем последние недели, все тревоги, обрушившиеся на него тяжким бременем, начали наконец ослабевать.

Его прорвало. Голос Али дрожал от переизбытка чувств.

– Прости меня, Диру, пожалуйста. Я не хотел, чтобы все так обернулось…

Мунтадир обнял его.

– Все будет хорошо. Просто… докажи мне сейчас свою верность, и обещаю тебе, что, когда я стану королем, я прислушаюсь к твоим советам о нечистых. Я вовсе не хочу вредить шафитам, и мне тоже кажется, что отец порой слишком строг к ним. И я знаю тебя, Али, и твой быстрый ум, и любовь к фактам и цифрам. – Он постучал Али по виску. – Я уверен, найдутся и хорошие идеи среди этого букета сомнительных решений.

Али задумался. Заслужи это. Он не забыл последний совет Анаса и даже теперь, закрывая глаза, видел перед собой нищету сиротского приюта, слышал дребезжащий кашель мальчика…

Но ты не можешь спасти их в одиночку. Так, может, любимый брат, которому Али безоговорочно доверяет, брат, у которого в руках однажды будет реальная власть, станет ему лучшим помощником, нежели несдержанные на язык остатки «Танзима»?

Али кивнул. И согласился. Его голос эхом прокатился по пещере:

– Да, эмир.

Нари оглянулась, но паром уже отчалил, вышел в открытое озеро, и капитан снова затянул песню. Она вдохнула полной грудью и зашагала за Дарой и купцами Аяанле. Вместе они вышли к гигантским воротам, прорубленным в латунной стене. По обе стороны от ворот громоздились латунные крылатые львы. В остальном же доки были заброшены, разруха здесь царила страшная. Осторожно лавируя между осыпающимися монументами, Нари снова заметила серого ястреба, который наблюдал за ними с высоты, примостившись на плече одной из статуй.

– Это место похоже на Иераполь, – прошептала она.

Останки былой роскоши и гробовая тишина заставляли усомниться в том, что за высокими латунными стенами кроется бурлящий жизнью город.

Дара в смятении посмотрел на заброшенный пирс.

– В мое время здесь все было куда величественнее, – согласился он. – Гезири никогда не питали интереса к утонченным аспектам жизни. Не думаю, что их заботит уход за этим местом. – Он перешел на шепот. – Кажется, доки вообще нечасто используют. Я уже много лет не видел ни одного дэва. Думал, они боятся путешествовать после того, как Нахид истребили. – Он тихонько улыбнулся ей. – Может, теперь все изменится?

Нари не улыбнулась в ответ. Мысль о том, что одно ее присутствие может повлиять на возобновление торговых связей, тяготила ее.

Они подошли ближе, и массивные металлические двери распахнулись. У входа сновало несколько мужчин, внешне смахивающих на солдат. Они были облачены в черные набедренники, доходящие до голени, черные туники без рукавов и темно-серые тюрбаны. Кожа у всех была одинакового бронзового оттенка, черные бороды – подстрижены так же, как у лодочника. Один из них кивнул купцам, разрешая им проходить.