Евгения Кретова - Посох Велеса

Ирмина высокомерно хмыкнула:

— Кто тут мне равный противник? Ты, что ли, карга старая, в ровни мне метишь? Да ты посмотри на себя! Ты ж древнее сухого дуба!

— А ты как была тенью непрошеной, такой и осталась, — прищурилась Могиня. — Что, разомнем старые косточки?

Могиня взглянула через Ирминино плечо на ребят, приветливо улыбнулась:

— Ступайте, — мягко скомандовала она им, — нам с подружкой бывшей посудачить надобно. Она стукнула по каменным плитам посохом, и за спинами ребят начала вырисовываться.

Олеб потянул Ярославу и Енисею за рукава к двери.

— Катя, пойдем, — Ярушка взяла ее за плечо, но та, спокойно вывернула руку, по-прежнему не спуская глаз с Могини.

Она помнила, что ей только что сказала мама — Могиня и Ярослава — ее, Катина, плоть и кровь.

Увидев, что Катя не собирается никуда двигаться, ребята переглянулись и тоже замерли в ожидании.

— Так почто ты явилась сюда? — спросила Могиня. Они ходили по кругу, не приближаясь и не отдаляясь друг от друга, как две волчицы перед схваткой. — Что надобно тебе в МОЕМ мире?

Ирмина взвизгнула:

— Он такой же твой, как и МОЙ… Еще вопрос, кому здесь не место…

— Да нету никаких вопросов, — усмехнулась Могиня. — Твое время закончилось, когда ты Черному мороку служить стала, когда людей стала до смерти морить, для забавы своей, когда тело молодой дочки кузнеца украла, запечатав свою старость на дне морском.

— Да только ты нашла ее, старость мою, и наслала ее на меня злым мороком, — шипела Ирмина.

— Не злым, а справедливым, не стоило тебе забирать у людей силу и молодость, не стоило деревни целые со свету сживать, — жестко поправила ее Могиня. Потом добавила: — Не место нам в одном мире, Ирмина, зря ты сюда вернулась…

— Зря или нет — не скажу пока, а вот то, что тесно мне рядом с тобой, то правда. В том с тобой соглашусь, — прошипела Ирмина, — и сейчас мы это поправим, — и нанесла первый удар: сине-зеленые искры шаровой молнии рассыпались у ног Могини миллиардом цветных огней.

— Стареешь, — хохотнула та, — вот и меткость уже не та.

Вместо слов Ирмина запустила еще одну шаровую молнию, Могиня легко ее отбросила в сторону. Молния с грохотом врезалась в стену, вырвав из нее кусок камня, и с шипением рассыпалась.

Ирмина неистово заорала, и бросила в Могиню несколько огненных змей. Духи Черного морока материализовались — они выходили из стен, пауками сползали с потолка. Мары, бледные, злобные, осклабили свои безжизненные лица, выискивая новую жертву.

Могиня выставила вперед посох.

— А ну, пошли вон! — Олеб, Енисея выскочили из-за Катиной спины, бросились на помощь Могине.

Ирмина повела плечом и ребята оказались отброшены к стене:

— Ишь, защитники выискались.

Мары схватили Олеба, подняли высоко над головами и с силой бросили на каменные плиты. За спиной у Кати взвизгнула Ярослава, Енисея устремилась было к нему, но ее перехватили, отшвырнули в угол.

Истр зарычал, подняв меч, сделал шаг к ребятам. В несколько прыжков он оказался в самой гуще мар. Схватив одну из них за тощую шею, приподнял над полом, запустил в других.

Завязалась драка.

— Не то, — Катя лихорадочно соображала, удерживая Ярославу, та рвалась к ребятам. — Силой их не взять.

Могиня, выбросив вперед руку с огненной шаровой молнией, крикнула:

— Уноси их отсюда!

Катя и Ярослава бросились к Истру. Пока мары были отброшены на несколько метров, вытянули Олеба и Енисею из-под удара.

Ирмина хохотала:

— Ну, ты опять все испортила, Могиня. За твоими детками так приятно наблюдать… Как их мучают, ломают кости, рвут плоть… Вечно ты все веселье портишь!

Могиня запустила шаровую молнию в ведьму. Белоснежный снаряд пронесся через зал, с треском врезался в маслянистую фигуру. Ирмина заскрежетала зубами, злобно прошипела:

— Заходи справа! — скомандовала нежити.

Темный туман жался к стене, окружая Могиню, оставляя ей все меньше места для маневра, все больше высасывая сил.

— Ну, что, — издевалась ведьма, предчувствуя скорую победу, — где твои хваленые светлые силы?

Могиня ребром ладони очертила вокруг себя круг, и из него появилась серая дымка. Она клубилась, искрилась серо-голубыми сполохами.

В призрачной дымке появилась фигура древнего седоволосого старца, в длинном сером одеянии, с кривым посохом в руке. Старец вышел из созданного Могиней круга, стукнул об пол посохом, рассыпав множество дымчатых искр, каждая из которых, увеличившись, обернулась другим Духом.

Так и стали друг напротив друга два воинства: нави и яви 11 11 Явь, Правь и Навь — три мира славянского мифологического миропонимания: явь — видимый, где живут люди, правь — небесный, навь — потусторонний, часто враждебный людям. , черное и серое. И началась битва не на жизнь, а на смерть.

Духи Темного морока бросились на мар, подбрасывали их бескровные тела к потолку. Те визжали, кривились, исступленно бросаясь вперед вновь и вновь.

Катя наблюдала за битвой, словно рассматривала замедленное кино. Вот Ирмина из-под руки бросила молнию, и та попала Могине в грудь. Ведунья ахнула и осела. В этот же миг, воспользовавшись ее слабостью, Духи Черного морока накинулись на нее, повисли угольными плетьми на ее руках, сделав легкой добычей для шаровых молний Ирмины.

И чем слабее становилась Могиня, тем больше потерь несли Духи Темного морока.

Бескровные демоны терзали их призрачные тела, разрывая тонкую дымчатую ткань одежд, обращая их в прах и пепел. Черная мгла стала вытеснять серую дымку, пока последние серо-голубые огоньки не утонули под жутким покрывалом.

На какое-то мгновение Катя ощутила себя над схваткой, так, будто она смотрит на сражающиеся тени сверху, с потолка. Она отчетливо видела, как Духи Темного морока, возглавляемые Могиней, терпели сокрушительное поражение, она видела растерянные лица друзей, которые, не смотря на многочисленные попытки, так и не смогли вступить в бой и помочь Могине, она видела черный туман, застилающий все вокруг.

— Отец! — прошептала Катя. Голос ее дрогнул, острый комок застрял в горле и не давал дышать.

Этот черный туман вокруг был таким безнадежным, бескрайним, что Катя закрыла глаза, представив перед собой облако Светлого морока — единственной силы, не задействованной в этой битве, призывая его вступить в бой и защитить правду, прошептала:

— Я принимаю на себя силу Рода моей матери, родившей меня, и силу Рода своего отца… Принимаю, и обязуюсь беречь ее и лелеять, и использовать только во благо.

Острая боль пронзила все ее тело, от ресниц до кончиков пальцев. Словно вывернули ее наизнанку. Горячие волны сменялись ледяным холодом, от которого взрывались легкие. Она открыла рот, чтобы крикнуть и облегчить боль. Но звук застрял в гортани, словно морской еж. Перед глазами, мерно раскачиваясь, проплывали образы отца, матери, давно ушедших предков, щуров и пращуров. И каждый образ острой иглой отзывался в онемевших от боли конечностях, в каждой клеточке мозга.